В 2013 году медицинский факультет был преобразован в медицинский институт Балтийского федерального университета им. И. Канта. Но, по старинке, среди студентов и преподавателей он продолжал именоваться «медфаком». По пути к месту своей работы Арсентий отметил, как меняется город. Ярче горят огни, рекламные щиты, закрывающие крепостной ров башни «Дона», с призывами отдохнуть на калининградском взморье кажутся всё более нелепыми, а от обилия зонтов тротуары города становятся теснее. Яркие вывески призывают заняться фитнесом, угоститься свежайшим «старым альтштадтским» пивом с раками в подвальчике «Кёнигсбергский дворик» и приглашают на концерт Стаса Михайлова, который изрядно надоел московской публике и решил покрасоваться пред калининградцами.
До 1 мая остановлены все городские фонтаны, а их в городе целая дюжина (71). Жёлтая листва всё активнее прощалась с городом, до заморозков оставалось совсем ничего…
После проспекта Александра Невского Арсентий, перейдя проезжую часть улицы Черняховского, пересёк площадь Василевского и свернул на улицу Боткина. Справа, за Клинической улицей начинался Нижний пруд. В старом Кёнигсберге этот район носил красивое название Росгартен...
– Здравствуйте, Арсентий Александрович! – дружно поприветствовали профессора студенты, дожидающиеся начала занятий у входа в альма-матер.
– Здравствуйте, двоечники, – шутливо отозвался Ледовской.
– Приветствую тебя, Саныч, – торопливо поздоровался с Арсентием Михаил Лапов, невысокий крепыш, страстный автолюбитель. Он работал старшим ассистентом на его кафедре и имел учёную степень кандидата медицинских наук.
– Доброе утро, Анатольич. Как твоя поездка в Германию?
– Потом расскажу, – отмахнулся всегда куда-то спешащий Лапов.
– Здравствуйте, Арсентий, – приветствовали профессора коллеги. Кто так, по-простому, кто по имени отчеству. Но все – с непременным уважением. – Какой-то у вас нынче загадочный вид…
– Здравствуйте, коллеги. Жизнь, если разобраться, – великое таинство!
– Как у вас сегодня со свободным временем? – спросила Ледовского сотрудница кафедры, Наталья Кузьменкова.
– Для вас, – весело отозвался Арсентий, – я всегда найду минутку!
– Ах, Арсентий Александрович, всё вы со своими шутками. У нас вечером небольшое собрание, а точнее – банкет. – И шёпотом: – Сергей Владимирович отмечает день рождения. Примете участие?
– У меня до обеда лекции. А потом – куча работы в лаборатории. Вы уж сами передайте от меня поздравления и наилучшие пожелания имениннику… А я потом лично к нему загляну…
Наскоро пообедав в небольшом кафе, Арсентий спустился в лабораторию. Тут был уже совсем другой мир. Даже, если угодно, иное измерение. Здесь витали свои духи, и стояла особая загадочная атмосфера, тут по-иному текло время, а голоса людей звучали как-то таинственно и приглушённо. Обычно, заходя в это лоно науки, Ледовской мысленно обращался к одному из своих кумиров, профессору и «доброму доктору» Николаю Ивановичу Пирогову, портрет которого висел в его кабинете. Порой Арсентию даже казалось, что великий хирург и анатом с небес улыбается ему и помогает своими добрыми советами, вспыхивающими в мозгу Арсентия Александровича чередой ярких мыслей. Это – как у хорошего шахматиста, который, делая свой ход, уже знает, как на него ответит партнёр.
«Приветствую вас, Николай Иванович, – по привычке поздоровался со своим «наставником» Ледовской».
«И я тебя, – тут же последовал ответ. – Чем займёмся на этот раз?»
«Сначала посмотрим результаты синтеза», – решил Арсентий.
Он всё глубже погружался в свой мир, окунался в лоно науки и медицины, продолжая извечную схватку добра со злом, где под последним подразумевались всевозможные человеческие недуги.
«В нашей работе не существует более важного мотива, кроме здоровья больного человека, – размышлял Ледовской, проверяя показания приборов и сверяя их с записями в журнале наблюдений, которые вели его помощники из числа студентов. – Для восстановления функции органов пациентов в случае их поражения существует ряд действенных способов. Не так ли, уважаемый Николай Иванович?.. Вот вы своими золотыми руками спасли не одну тысячу жизней. Вы участвовали в ряде войн: Кавказской, Крымской и русско-турецкой, впервые на поле боя оперировали солдат под эфирным наркозом, сращивали кости уникальными пластическими операциями, а также при помощи гипсовых повязок, переливали раненым кровь, доставали пули из любых ран, как это было, например, в случае с известным итальянским повстанцем Гарибальди. До нас дошли легенды, которые о вас слагали раненые. Они утверждали, что вы, шутя, пришиваете увеченным оторванные руки и ноги, а из двух убитых способны «собрать» одного живого…»
«Чего только не придумают наши благодарные пациенты… – Арсентий представил, как добродушно усмехнулся Пирогов, впрочем, его лицо тут же сделалось серьезным. – Главное – не рассматривать свою врачебную практику как источник обогащения, а единственно – как помощь страждущим и материал для изучения болезней и способов борьбы с ними. Ведь мы живём на земле не только для себя. Тому, у кого не остыло ещё сердце для высокого и святого, нельзя смотреть на всё, что происходит вокруг нас односторонним эгоистическим взглядом»...
Сегодня Арсентий был в помещении абсолютно один. Он сел за стол, настроил кондиционер на нужную температуру и сделал несколько записей в журнал. Затем включил приёмник, нашёл «Радио Классик» и установил громкость на необходимый уровень.
Казалось, Николай Пирогов умиротворённо прикрыл глаза.
Ледовской считал, что при относительно небольших повреждениях органов, их лечение можно начать со стимуляции процессов регенерации в теле самого больного. При более значительном расстройстве функций врачи нередко прибегают к помощи искусственных аппаратов, к которым пациенты подключаются на определённое время или которые имплантируются внутрь их организма. Но всё это является временными мерами. Более радикальный метод лечения – использование донорских органов, включая материал, взятый от животных. Однако это направление тоже сталкивается с рядом серьёзных проблем, таких как дефицит доноров и биологическая несовместимость тканей. Поэтому Арсентий нашёл другой путь, а именно: выращивание искусственных органов, которые могут создаваться как в теле человека, так и вне его.
Всё это выглядит в какой-то мере революционно. Так же, как во времена Пирогова смотрелись его идеи относительно видов и объёма медицинской помощи, приближения её к нуждающимся, мысли о важности статистики, борьбы с «госпитальными заразами», о гигиене и антисептиках, о роли женского ухода…
«Вашу военно-медицинская доктрину и многие другие наработки мы используем даже спустя полтора столетия», – мысленно сказал Арсентий и тут же «услышал» ответ: «Не представляете, как я этому рад, коллега!»
«Но мы идём своим путём… Хотя именно вы вывели нас на эту широкую дорогу… Лично меня…»
Арсентий представил себе этого неказистого с виду доктора, обладающего ноздреватым носом и косящими серыми глазами. Тот никогда не скупился на сочувствие и доброе ободряющее слово раненому, не страшился никакой работы, если она была на
