Николай Анатольевич обожал джаз, отлично в нём разбирался, играл на многих музыкальных инструментах, неплохо пел и даже сочинял стихи и музыку. Особую гордость вызывали у него казачьи корни своего рода. Предки Николая жили на Дону, верой и правдой служа своему Отечеству. Бережно хранил Бондарев старые фотографии, на которых были запечатлены его далёкие родичи в лихо сдвинутых набекрень папахах и с Георгиевскими крестами на гимнастерках. От них и перешёл к нему по наследству кинжал старинной работы. «Сынок, – как-то сказал Николаю отец, передавая эту семейную реликвию. – Вот тебе клинок, принадлежавший нашему славному предку. Он был любимцем самого царя и известным дипломатом во времена Ивана Грозного! Сохрани его для своих детей, и не забывайте главного нашего завета: «Казаком нужно родиться, казаком нужно стать, казаком нужно быть!» Как видишь, одного происхождения мало, поскольку казак – это состояние духа, склад мышления и образ жизни. Поэтому последнее правило самое важное: оно предполагает постоянное и безупречное служение правде и добру!»
Вот и жил Николай Анатольевич с двумя взрослыми сыновьями, надёжными его помощниками во всех делах, жена же от него давно ушла по причинам нам неизвестным и в рамках данного повествования не рассматриваемым. Что касается бизнеса, то имел потомок донских казаков в Калининграде мини-рынок, пяток магазинов да школу верховой езды. На свои личные деньги он выстроил недалеко от дома большой белокаменный Собор. А в последнее время доводил «до ума» лучший в городе культурный центр с современным танцзалом и новейшим музыкальным оборудованием.
Бондарев без лишних слов давал людям деньги на лечение больных детей, оплачивал старушкам продуктовые наборы, устраивал на работу бомжей... Но был один случай, который особенно врезался в его память. Как-то в «лихие девяностые» он увидел возле своей первой торговой палатки бедно одетого старика-ветерана, печально сидящего рядом с разложенными на какой-то серенькой картонке боевыми орденами и медалями.
– Отец, ты что, собираешься их продать? – спросил обалдевший Николай. – Не жалко? Ты же кровью за них заплатил!
Старик взглянул на него снизу вверх и потупился. Было понятно, что ему самому очень стыдно.
– А что делать, сынок, если старухе нужны лекарства, а у меня больше ничего нет?.. – с горечью ответил он предпринимателю. – И Родины, которую я когда-то защищал, тоже уже не существует, и власть теперь не народная, а бандитская…
– Тем более не стоит продавать за гроши свою честь и доблесть ничтожным людишкам, которые этого недостойны, – парировал Николай.
Дед сгреб ордена в ладони и поцеловал их, а потом тихо сквозь слезы произнес: «Спасибо, сынок, за правильные слова…», – и встал, намереваясь уйти.
Бондарев посадил дедушку в свой «крутой» автомобиль, довёз до ближайшей аптеки и купил ему нужное лекарство. После этого раз в неделю навещал его с бабушкой в старом немецком доме и привозил старикам полный пакет продуктов…
Нелегко жилось «милейшему человеку»: конкуренты «наезжали» на него с завидным постоянством, администрация района и города досаждали судами, поскольку у него имелся очень «аппетитный» участок земли под домом и рынком. Но Николай Анатольевич боролся с возникающими трудностями и небезуспешно. С Арсентием Ледовским его связывала родная школа, в которую они ходили в детстве, хоть и учились в разных классах. А ещё любовь к музыке… Но, если Николая можно было смело назвать профессионалом, то не знающего нотной грамоты Арсентия – лишь любителем.
Нечасто, но посещал профессор студию Николая, когда тот со своими ребятами наигрывал джазовые композиции. «Я просто послушать, – объяснял он, улыбаясь. – Ужасно люблю живую музыку».
А сегодня, 1 ноября, в воскресенье Бондарев пришёл в студию только ради Арсентия, который накануне позвонил музыканту и обратился к нему с просьбой:
– Вертится у меня в голове одна мелодия… Хочу узнать, звучала ли она где-то или нет… И ещё, я бы очень хотел, чтобы ты её воспроизвёл на каком-нибудь музыкальном инструменте…
– Саксофон подойдёт?
– Саксофон?.. Это было бы великолепно. Я понимаю, Николай, что ты постоянно занят и у тебя масса дел, но и у меня сложнейшая ситуация. Ты не подумай, что это какой-то каприз…
– Да что ты оправдываешься, Арсентий! Ты же знаешь, что я всегда рад пообщаться с тобой. Мне это страшно интересно! Никак, ты вздумал музыку писать? Похвально!..
– Нет, ты неправильно меня понял. Я просто слышал эту мелодию, хотя где и при каких обстоятельствах, не могу припомнить… А она для меня… чертовски важна!
– Хорошо, давай завтра вечером, часиков в семь… У меня в студии…
У Николая Бондарева был свой джаз-банд. Ребята выступали на различных мероприятиях, но больше играли для самих себя. Бизнес и сопутствующие ему проблемы отнимали массу времени, поэтому организатор джазового оркестра не мог присутствовать на репетициях постоянно. Но, когда он оказывался в «своей стихии», все его неприятности сразу отодвигались на задний план. Музыка буквально лечила его организм и возвращала молодость и силы.
– Ты один? – спросил Арсентий, оглядываясь и снимая куртку.
– Ребята только что разошлись. Раздевайся и устраивайся… Кофейку?
– Было бы неплохо, – устало улыбнулся профессор.
– Ты неважно выглядишь…
– Работы много. По уши увяз, – оправдывался Ледовской, принимая блюдце с чашкой кофе. – Работаю на износ…
– Э, дружище, ты это зря. В нашем возрасте к работе нужно относиться творчески. Пока есть задор, надо работать. А как только чувствуется усталость, или, скажем, снижение к.п.д., тут надо давать себе передышку.
– Не получается. У меня сейчас сплошной задор! – усмехнулся Арсентий.
– Ну, сегодня мы гнать коней не станем, – мягко произнёс Николай. – Не часто доводится нам просто посидеть и поговорить… У тебя какие-то проблемы на работе? Говори, не стесняйся…
– Проблемы? – Арсентий сделал глоток. – Вовсе нет. Скорее, наоборот, идёт прогресс. Но чтобы поддерживать всё в нужной тональности и заданном ритме, приходится вкалывать…
Бондарев внимательно посмотрел на профессора.
– А известно ли профессору, что музыка – это лучшее лекарство от хандры и усталости? Авторитетно заявляю! Ты посиди, а я тебе что-нибудь наиграю… Не могу смотреть на твою кислую физиономию! – рассмеялся он, подходя к роялю.
– Сыграй, буду признателен, – ответил Ледовской.
– Ты что-нибудь слышал об «эффекте Моцарта»? – спросил Николай, усаживаясь на стульчик. И не дожидаясь ответа, продолжил: – Научные и исторические свидетельства показывают, что танцы и песни появились раньше, чем членораздельная речь. Это означает, что музыка является первобытным и исходным языком человечества. Пение и
