(Чудотворный огонь Вахрама).
С листа бумаги молодой поэт слащаво читал арабские стихи. По крытому дворику гулял ветерок, а в тени под колоннадой привольно разлёгся на ковре визирь Джафар – внук Халида Бармака. Евтихий устроился на низеньком валике для сидения. Визирь угощал его рисовыми лепёшками в меду. По краю дворика сидели юноши-невольники и мелодично бренчали на ситарах и чангах. В круглую китайскую чашку Джафар тоненькой струйкой лил из кувшина красное, как кровь невинной девы, виноградное вино – настрого запрещённое исламом.
– Кто я халифу? Да хвалит его Аллах и да мирволит ему! – Джафар пил вино и поблёскивал глазами. – Молочный брат? Нет, его молочный брат – это аль-Фадл. Кто я халифу – быть может, верный визирь? Визирем был и остаётся наш отец, мудрый Йахъя ибн Халид. Может, я – тайная и незримая охрана от недругов и покусителей? О нет, не будет у халифа надёжнее охраны, нежели Муса, мой младший брат. Так, кто же я халифу? – восклицал Джафар. – Я – an-nadim, – тоненько как колокольчиком прозвенел Джафар, – что значит друг, сотрапезник и собеседник.
Евтихий пробовал вино и поверх чашки внимательно изучал Джафара. Коротко стриженая бородка. Изящные усики. Холёные руки. В свои сорок лет визирь старательно молодился. Вот – крапины седины блестят на висках и в бородке, а он заботливо помадит волосы и даже брови.
– Хвала Аллаху, – говорил Джафар, – что наш мудрый халиф утончённо воспитан и любит благородные разговоры, музыку, поэзию и красоту.
– А правда ли, Джафар, – Евтихий позволил себе рассмеяться, – что семь лет назад ты двадцать дней и ночей пробыл эмиром Хорасана и Маверранахра, – Евтихий бережно опустил хрупкую чашку на землю, – но даже не отлучился из этого дворца?
– Я не люблю, – засмеялся Джафар, – не люблю покидать Багдад. Зачем?
Евтихий делано посмеялся и недолго подержал на лице искусственную улыбку.
– Это случилось после того, как ты, Джафар, сделался визирем взамен аль-Фадла? – у Евтихия напрягся голос, а губы утончились как две ниточки. – Скажи, почему в тот горестный для аль-Фадла год ты не поехал вместе с ним в Балх?
– Зачем? – Джафар сел на ковре, отставив подальше кувшинчик с вином. – Это забота аль-Фадла! Ему, а не мне, нетерпелось броситься в Хорасан и убедиться, что город Балх, родина предков, стоит на своём месте.
– Ах, родина предков, – Евтихий наклонил голову. – И Ноубехар, – рискнул Евтихий, – тоже стоял… на своём месте?
– Естественно…
Чтобы отогнать напряжение, Евтихий спустился с валика на ковёр и сел как Джафар, скрестив ноги.
– Ты позволишь? – он протянул руку к кувшинчику. – Вино удивительно похоже на фессалийское. Напоминает мне дом, мою родину. Скажи, а «Ноубехар» – это согдийский диалект, верно же? Это переводится «начало весны»?
– О да! – оживился Джафар. – Начало Весны! В Ноубехаре под Балхом стоял древний монастырь, в котором сберегался чудотворный огонь Вахрама. Оттуда брат и привёз тех самых китайцев, всю их семью. Чтобы были на глазах, неподалёку.
– Ах, китайцев, – соображал Евтихий. Кончик его носа заметно заострился.
– Да, узкоглазых кафиров, – Джафар был добродушен. – Знаешь, многие из них смышлёны и трудолюбивы. Я слышал от Мусы, что их хитрорукие умельцы придумали не только пресловутый шёлк, который пророк запретил носить настоящим мужчинам, но и полезнейшую бумагу. Смотри же! – щелчком пальцев он подозвал слащавоголосого поэта и отнял у него лист со стихами.
Пока юноша учтиво кланялся и уползал за спины музыкантов, Евтихий спешно перебирал в уме услышанное: «Аль-Фадл… Монастырь в Балхе… Китайцы…» – что-то никак не желало вставать на своё место в этой мозаике.
– Пусть она рвётся и мнётся, – прекраснодушествовал Джафар, – но на бумаге легко писать не только донесения о налогах, но и стихи. Посади на одну ночь сотню писарей из дивана, и уже по утру весь Багдад примется петь рубаи, – Джафар потёр пальцами, – ну, допустим, о щедрости и великодушии Бармакидов.
– Вот так, да? – не слушал его Евтихий.
– Муса давно собирает знатоков персидских уличных историй и велит им переводить наши старые повести на арабский язык – для просвещения аравийских варваров. А в переписанные книги велит ненароком вставлять наши имена, – Джафар был доволен такой выдумкой. – Кстати тебе уже попадалась книжка «Хезар-Ефсане»? «Тысяча повестей»?…
– Извини, я перебью, – невпопад бросил Евтихий. – Аль-Фадл поехал в Хорасан не по своей прихоти. Ведь так? – невольно он принялся хмуриться. – На аль-Фадла внезапно прогневался халиф. Скажи, из-за чего?
С лица Джафара медленно сползла улыбка.
– Я… я думал, ты знаешь. Муса не говорил тебе?
– О чём?
– О переговорах. Ну… – Джафар осторожничал. – С Алидами… Аль-Фадл тогда слишком много им выболтал.
Евтихий резко выдохнул: мозаика сама собой принялась складываться.
– Про Хорасан и балхский монастырь в Ноубехаре?
– Румиец… – бородка Джафара вытянулась клинышком. – Ты до сих пор этого не знаешь?…
– А чудотворный огонь Вахрама имеет ко всему происшедшему самое прямое отношение, – заключил Евтихий.
Джафар медленно поднялся с ковра. Евтихий встал, понимая, что беседа окончена.
– Румиец, – повторил Джафар, – ты всегда так неразумно ведёшь расследование?
13.
Евтихий спешил к выходу. Надо успеть выйти из дворцового комплекса прежде, чем Бармакиды что-либо предпримут. Под ногами бежали навстречу узорчатые плитки. Сменяли друг друга галереи и внутренние дворики. Колонны дома Бармакидов расступились, открылся последний дворик, за ним – внешние дворцовые стены.
У ворот стояла стража – каранбийцы аль-Фадла. Пропустят ли?
– Румиец? – начальник стражи поколебался, но, повинуясь ещё не отменённым распоряжениям, велел открыть Евтихию двери.
Уходя, Евтихий оглянулся. Вдоль крытой галереи, прячась за колоннами, пробежал, поддерживая края джуббы, халифский визирь Джафар. Пробежал в сторону дворцового крыла, где проживал Муса аль-Бармаки. Евтихий прибавил шагу.
Вот, в стороне открылся халифский дворец – огромнейший дворец аль-Махди, отца Харуна ар-Рашида. Там высилась великая мечеть с рвущимися вверх, но не достигающими неба минаретами. Соизмеряя дыхание, румиец перебежал площадь дивана – того дивана, что малограмотная женщина принимала за обитель самого халифа.
За рекой, за мостом кричал базар. Голосили
