– Кажется, у меня есть то, что вас интересует, – он расчётливо заулыбался. – Да, есть!
Евтихий ждал.
– Есть, есть! – обещал торговец. – Но не столь много, как вы тут хотите.
Торговец лгал. Серебряные блюда у него были и достались ему по дешёвке. Малограмотный Али целый месяц таскал их, получая по монете за штуку.
Лавочник вынес два блюда. Не с узорами из цветов жасмина и не с арабской письменной вязью. На одном – виноградарь ухаживал за лозой, на другом – рыбари вымывали сети. Евангельские сцены. Глоток воздуха родины… Евтихий увидел то, что и рассчитывал – два дискоса византийской работы.
– Я непременно куплю их, но позже, – решил Евтихий. – Когда ты принесёшь не два, а все тридцать. Кстати, что нового говорят об исчезнувшем дворце?
Лавочник-еврей растерялся и приоткрыл рот. Вопрос озадачил его, он ещё думал, что дело как-то связано с покупкой серебряных блюд.
– Так ведь уважаемый… – он оглянулся, потому что сказочник настойчиво толкал его в бок. – Люди говорят, уважаемый, что у исчезнувшего дворца, – нашёлся торговец, – были проблемы. Не хватало одной колонны, а всей халифской сокровищницы не достало на то, чтобы её восполнить! – он рассмеялся, довольный смешной байкой.
– Нет-нет, всё это неправда, – сказочник вылез вперёд. – Беда была не в колонне, нет! В спальных покоях дворца не доставало на окнах изумрудной решётки. Да-да! И не верь никому, кто примется говорить, будто не хватало двери. Не двери и не колонны. Решётки!
– Вы всё-таки возьмёте подносы? – не унимался торговец. – Они стоят много дороже жалких двадцати пяти динаров.
Евтихий глянул немного в сторону. Группа шиитских молодых людей стояла недалеко – через один базарный проулок.
17.
«Египетский сборник Али аль-Ансари был признан классической «Каирской редакцией 1001 ночи». В этой версии сборник издавался на всех языках мира. Однако повесть о мальчишке Али ад-Дине и магической лампе в канонической версии «1001 ночи» отсутствует так же, как отсутствовала и прежде…»
(Чудотворный огонь Вахрама. История «1001 ночи», продолжение).
– Сказочник! – окликнул Евтихий. – Расспроси благочестивую Фатиму, не видала ли она джиннов, что низко пали до воровства чужеземных ценностей! – он звонко щёлкнул по краю серебряного блюда и отошёл прочь.
Когда он выходил с базара, шиитские парни из аль-Карха напали на него со спины. Кто-то накинул шнурок ему на шею, Евтихий едва смог нагнуть голову и подставить под удавку не горло, а подбородок. Нападение было неожиданным, хотя он и пытался не упускать шиитов из виду. Евтихий, не глядя, ударил плечом и локтем назад, за спину, и смог высвободиться. Резко обернулся. Нападавших было четверо. Двое держали в руках длинные ножи для забоя скота.
– Fa-itha laqeetumu allatheena kafaroo fadarba alrriqabi hatta itha athkhantumoohum fashuddoo alwathaqa![4], – заголосил первый, нападая и замахиваясь ножом. Евтихий увернулся, а уворачиваясь, плечом сбил противника с ног и коротко ударил его по почкам.
Трое остальных накинулись одновременно… Короткие до лодыжек штаны, босые ноги, худые рубахи, тюрбаны, бороды. В глазах – скорее страх, чем холодная решимость убивать. В руке одного – нож. Евтихий врезал ближайшему по челюсти, тот замахал руками и повалился. Приёмов кулачного боя все трое не знали. Его пытались повалить на землю, ухватив за одежду. Евтихий пропустил несколько ощутимых тычков в бок и под рёбра. Опаснее было другое: с земли поднимался тот, что держал второй нож.
Такими ножами овцам запросто отрезают головы. От двух ножей не увернёшься. Евтихий сбросил плащ-гиматий и еле успел намотать его на руку, чтобы скаткой отбивать лезвия. Два удара, сверху и снизу в живот, он отбил, а от третьего заслонился. С плаща летели резаные полоски материи. Евтихий один раз оступился. Третий из шиитов – тот, что был без ножа – куда-то отскочил и суетливо сматывал с головы тюрбан. Сейчас он метнёт полотно тюрбана как аркан и скрутит Евтихию руку или шею.
– Держи-и-ись! – кто-то, срывая дыхание, кричал ему по-гречески. Мгновение, и Евтихий увидел, как от набережной бегут к нему с палками в руках посольские служки, а среди них спотыкается толмач Ицхак. – Держись же, грек! – Ицхак уже задохнулся, отстал от всех и, согнувшись, опёрся рукой о стену дома, силясь унять дыхание.
Первым отступил от Евтихия тот, что с размотанным тюрбаном. Короткая растерянность, шажок в сторону, сразу за ним – следующий. Нападавшие легко скрылись. Они хорошо знали дворы и переулки. Евтихий опустил руки. Франки подоспели вовремя.
– Ты целый? Не ранен, нет? – кто-то из посольства, из прислуги, беспокоился о его состоянии. Ицхак не дал перевести дух:
– Бегом, грек, бегом! – сам-то он уже отдышался… – Не стой ты здесь, скоро появится стража. Ну, бегом же.
Улицами, что выше набережной Тигра, они побежали к себе, к окраинной гостинице для иноземцев. Посольские служки успели повыбрасывать палки. Ицхак, как оказалось, совершенно не умел бежать долго и распределять силы. Это оттого, что на бегу он разговаривал и сбивал вдохи-выдохи как себе, так и другим:
– Эй, слышишь меня, грек? Евтихий! Счастье твоё, что Моисей послал нас.
– Пророк?
– Бармак! Моисей Бармак. Джафар-то доложил Мусе, что ты выскочил от него, как угорелый, и что наверняка бросился к этому мальчишке. Уф… Милостью Бога Израилева, хоть знали, где тебя искать-то.
С левой руки у Евтихия развивался на бегу плащ-гиматий, весь иссечённый, изодранный мясницкими ножами. Евтихий кое-как подобрал его обрывки, чтобы не бились за спиной, иначе каранбийцы, если встретятся, схватят всех без разбора.
– А ты, я гляжу, всё знаешь, а? Ицхак? И про аль-Карх, и про мальчишку.
– Я? – поразился Ицхак. – Да я ничего не знаю, ты что! Я – бедный еврей, откуда мне.
– Да что ты? – Евтихий сбивал себе шаг, подстраиваясь под неверный бег Ицхака, а тот вдруг остановился и, тыча в Евтихия пальцем, разразился посреди улицы:
– Шииты прокляли халифа и всех Аббасидов как врагов пророка! Халиф за это изгнал потомков Али из Багдада! Алиды набирают себе сторонников, а ты, Евтихий, ведь не глупец и должен понимать, как тебе, чужаку, опасно в это вмешиваться! Здесь персы презирают арабов, арабы ненавидят персов, те и другие гонят mawali, зиндиков и гябров…
– Ах, ещё и гябров…
Франки кольцом окружили Ицхака и Евтихия, прикрывая их от посторонних глаз.
– Да-да, ещё и язычников-гябров! – не унимался Ицхак.
