Наблюдая, как под мостом в автомобилях проезжают люди, девушка и Антон помолчали, думая, что рядом течет Москва-река, течет с незапамятных времен, невзирая на людские радости и беды.
- Вот послушай мои стихи и скажи: сумасшедшая я или нет? - предложила девушка, сомкнула веки и плаксивым голосом произнесла:
Я руками сжимаю воздух;
Я прижимаю ночь к земле.
Все ветры ровными рядами
Ложатся под ноги ко мне.
И я стою над темнотой,
Одетая в звездную кольчугу.
И солнце за моей спиной
Все вертится и движется по кругу.
Почувствовав к себе интерес паренька с простоватым лицом, она прочитала с той же плаксивой интонацией другое стихотворение:
Горемыка безродный – всему свету чужой,
Похоронен у дороги памяти вечной.
Я не буду теперь горемыке женой!
Но я буду, как он, всему свету чужой!
- Ну, как? – выровняв дыхание и открыв глаза, спросила девушка и затеребила пальцами край кулечка с камешками.
- Я в поэзии ничего не понимаю, - признался Антон, - но считаю, что нельзя за такие стихи считать человека сумасшедшим.
- А вот врач в психушке называл мои стихи глупыми и вредными. Он утверждал, что я, сочиняя стихи, выпадаю из реальности жизни. Он так зверски обработал меня гипнозом и какими-то пилюлями, что я возненавидела поэзию. Меня даже тошнило, когда кто-то рядом рифмовал слова… Но вот прошедшей ночью поэтический дар вернулся ко мне, и я сбежала из психушки… Ты меня не выдашь?! Ты меня не сдашь в психушку?! – вдруг встревожилась девушка. С мольбой уставилась она в синие глаза Гречмакова, нашла в них сочувствие, успокоилась и улыбнулась приветливо.
Антон Гречмаков присел на асфальт и дружелюбно погладил поэтессу по голове. Но едва он опустил руку на свое бедро, рыжие очень густые короткие пряди поэтессы опять вздыбились в разные стороны.
- Меня зовут Антон.
- Я - Даша Перехватова. Слышал про меня?.. На одно мое стихотворение написана песня. Ее порой передают по радио.
- Не слышал, - признался Антон. Мелкие веснушки на щеках и под нижними веками поэтессы, ее вздернутый носик призывали его не думать о плохом в жизни. - Как же ты смогла сбежать из психушки? – коротко помолчав, спросил он.
- Ночью дежурный врач разбудил меня и привел в свой кабинет, - Даша потерлась щекой о плечо Гречмакова. - Врач был сильно пьян, сорвал с меня халат и всю облапал. Я не сопротивлялась, я складывала строки о всемогуществе космоса. Но когда врач снял брюки и назвал Пушкина паршивым стихоплетом, я одним из камешков, которые имитировали на столе японский сад камней, ударила врачу в глаз, и он отключился.
- Глаз отключился?
- Врач! – Даша прыснула звонким смехом и захлопала часто-часто ступнями по асфальту. – Врач отключился и лицом раздавил круглый кактус в горшочке на другом столе. Я собрала со стола камешки в бумажный кулек, накинула халат и вышла из корпуса через приемное отделение. Пьяные охранники спали и меня не засекли. Я пошла по городу. Я читала людям свои стихи, - Даша закрыла глаза. – Послушай еще одно мое стихотворение... В жизни тебя я никогда не встречу. Я после смерти тебя обрету. Только тогда, где ты будешь, мой милый: в раю с ангелами или с чертями в аду?!
Едва стихотворение отзвучало, раздался скрип тормозов, и под мостом остановилась «скорая помощь». Из ее салона выпрыгнули трое мужчин в белых халатах – врач и два санитара – и бросились к сидевшей на тротуаре парочке.
- Антон, спаси меня, - прошептала Даша, мгновенно побледнела и оскалилась. Яркую россыпь веснушек под ее нижними веками пересекли морщинки. С ее растянутых губ сорвалось злое кошачье шипение.
Гречмаков схватился правой рукой за грань гранитной облицовки. Он собирался защитить Дашу, которая, как ему поверилось, знала тайный путь к счастливой жизни. Но кулак одного из санитаров оглушил Гречмакова ударом по затылку.
- Не дергайся, парень! – властно потребовал врач – высокий сорокапятилетний мужчина с поцарапанной припухшей левой щекой и подбородком. – Она - сумасшедшая! Она - наша клиентка! – и приказал санитарам: - В машину ее!
- Я – не клиентка! Я – поэт! – провопила Даша и клацнула зубами. Голубые глаза ее сузились. Пальцы ее смяли кулек. Из камешков получился как бы один камень – камень для морды противного врача, врага поэзии.
Но широкая ладонь одного санитара закрыла Даше рот, а другой санитар крепко схватил и успокоил ее брыкавшиеся ноги.
- Не дергайся, парень, а то и тебя увезем! – заметив, что спутник беглянки зашевелился, пригрозил врач, забрался за плененной санитарами девушкой в салон «скорой» и захлопнул дверь.
- Антон, найди меня! Антон, спаси меня! - услышал Гречмаков жалобный крик поэтессы. Отчаянно прыгнул он к «скорой», но она с включенной сиреной умчалась из-под моста к Боровицкой башне.
- Борзый пацан, твой защитник. Он долго не проживет в согласии с миром. Он - потенциальный наш клиент, - сердито предрек врач судьбу Гречмакова, наблюдая, как санитары укладывают сопротивляющуюся больную на носилки с металлическими ребрами.
- Как вы меня нашли? – внезапно смирившись с силой мужских рук, спросила Даша спокойно.
- Ты читала свои тупые вирши всем встречным-поперечным; вот и наследила. Переезжая от слушателя к слушателю твоих виршей, я нашел тебя. Последним был старый рыбак на набережной, которому, по его словам, ты глупыми своими стихами пугала рыбу. Он охотно указал мне, что ты сидишь под мостом.
- Следующий раз, когда я сбегу, я буду читать стихи небу, - пообещала Даша.
- Следующего раза не будет, - заверил врач и достал из чемоданчика шприц и ампулу со снотворным. – Я больше промаха не дам.
- Пить спирт на дежурстве что ли бросишь?! - насмешливо спросила Даша с серьезным лицом.
- Сейчас ты перестанешь умничать, - проскрежетал врач. Он мечтал усыпить поэтессу, потом остановить «скорую» в укромном месте, потом выгнать водителя и санитаров из машины и изнасиловать поэтессу. Он искренно верил, что насилием добьется безграничной власти над ее сознанием, что она будет сочинять стихи только про него и ни про кого больше.
- Я руками сжимаю воздух, - задекламировала Даша, наблюдая, как волосатые пальцы врача отломили кончик ампулы, как игла шприца погрузилась в желтоватую жидкость. – Я прижимаю ночь к Земле. Все ветры ровными рядами ложатся под ноги ко мне.
Хищно ухмыльнувшись, врач задрал
