- Почему ты так против их помощи? - осторожно спрашиваю я после очередной перепалки, когда Андрей рычит, как вепрь, бьет открытой ладонью по стене, а потом отборно матерится. - Да пусть себе пишут, что хотят, а деньги же ведь, правда, не помешают...
- Не нужны нам их деньги! - шипит он, успокаиваясь. - Я сто раз просил, по-хорошему, по-плохому, по-всякому, чтобы не тиражировали...
- Но они же, вроде как, за вас, - говорю неуверенно, - то есть, за права геев и все такое...
- За права, да, - кивает Андрей и закуривает. - Когда им выгодно. Только они почему-то не учитывают право Влада на личную жизнь, на то, чтобы его фотографию из больницы не репостили бесконечно! Пойми, Юр, - он очень внимательно смотрит на меня, - У Влада есть работа, хорошая. Да, скорее всего, многие обо всем знали, но клиенты банка не хотят иметь дело с педиками. Да мало ли... Мне звонят и говорят: какого хрена вы трубите везде, что наш сотрудник гей! Кому какое дело, с кем он трахается! Что я могу им сказать? Мы не трубим. А эти идиоты-активисты не хотят понимать. Они поднимают шум, когда им выгодно. Влад для них - инструмент привлечения внимания, не больше. Да им насрать на него. Мы никогда не имели никаких дел с этими общественными организациями. Не потому что нам наплевать на права геев в нашей стране. Не наплевать, потому что это наши права. Но кто из этих борцов послушал меня, когда я попросил не придавать огласке дело Влада! Этот мудак стал тыкать мне, что он журналист и не может скрывать правду. Пойми, Юр, каждый имеет право на личную жизнь. И каждый имеет право на то, чтобы в этой личной жизни никто не копался. Мы с Владом всегда хотели просто тихо жить. Нам до лампочки их гей-парады и акции на площадях. И знаешь, мне не жаль, когда им бьют морды, если они лезут не в свое дело. И вот случай Влада - это явно не их дело.
Я все понимаю и сам, конечно, жутко злюсь на этих активистов. У Андрея нет сил вести еще одну войну, а они там развернули масштабную кампанию. Такую, что отголоски истеричных криков докатились даже до тети Насти. Не знаю уж, как она узнала, вряд ли про Влада рассказали между сериалами и ток-шоу по телеку, но тетя Настя даже звонит Андрею. Он говорит с ней по скайпу - тратить деньги на телефон нам не по карману - и даже не включает камеру.
- Что там у вас случилось? - тарахтит тетя Настя, голос ее быстрый, обеспокоенный, взволнованный и суетливый. - Вы что, правда, в Германии?
- Правда, - отвечает Андрей.
Он говорит медленно, устало, почти без эмоций.
- И Юрка что ли?
- И Юрка.
- Ой, я тут услышала, - причитает она. - Ужас-то какой... Вам, может, помочь чем..?
- Все, что могла, ты уже сделала, - отрезает Андрей тем же холодным тоном. - Не стоит о нас беспокоиться.
- Может, хоть Юрку забрать? - предлагает тетя Настя после долгой паузы.
Я стою в дверях комнаты и думаю, вот только этого мне не хватало еще, таких предложений. Я сам боюсь все время, что Андрей начнет давить и настаивать, чтобы отправить меня в Россию. И вот тетя Настя, как всегда, кстати.
- Что ты у меня спрашиваешь? - отвечает отец. - Юрка взрослый человек. Сам способен решать. С ним и говори.
Я мотаю головой и машу руками, не издавая ни звука, показывая Андрею, что не хочу разговаривать с тетей Настей. Он смотрит на меня, улыбается едва заметно уголками губ, потом прощается с тетей Настей и захлопывает крышку ноутбука.
- Видишь, как всем вдруг не наплевать, - грустно констатирует Андрей. - Она-то как узнала...
Андрей вздыхает и закуривает. Этот маленький акт лицемерия его подкосил. Я прямо ненавидеть начинаю тетю Настю. И так-то раньше не особенно любил, а теперь... Просто слов нет! И что она хотела сказать своим тупым звонком? Всю жизнь отцу испоганила, а тут посмотрите! Ведь из-за нее же всё! Если бы не она, кто знает, как бы все сложилось у Андрея и мамы...
Когда Андрей возвращается из больницы и не спрашивает строго, как у меня с учебой и сколько я уже самостоятельно освоил школьного материала, значит, дело плохо. И сегодня как раз такой вечер - в тишине. Я переписываюсь с Веркой Вконтакте и одновременно набираю СМС Юле. Давно она не появлялась. Я спрашиваю у нее, куда можно выбраться нам с Андреем. Как будто мы куда-то собираемся! Она мне отвечает, а у нее, может, там парень или даже жених, какой-нибудь респектабельный немец лет тридцати. И перед Веркой неудобно, она же не видит, как я тут на два фронта... В общем, как-то мне противно от самого себя становится. Да еще Юля так расходится, так радуется, что мы решили наконец куда-то сходить, пишет, что с удовольствием бы составила нам компанию и провела экскурсию по центру Берлина. Ага, теперь дело за малым - уговорить отца вылезти в этот центр.
Ночью никак не могу уснуть. Выхожу из своей комнаты, заглядываю к Андрею. Он сидит на кровати, подсунув под спину подушку, и пялится в книгу. Делает вид, что читает, хотя перед кем ему делать вид, ведь он не замечает меня. Я стою так, чтобы меня не было видно, и наблюдаю. Наблюдаю достаточно долго, и за все время Андрей ни разу не переворачивает страницу. Он даже как будто не стремится сосредоточиться - просто смотрит сквозь строчки и буквы, прожигая твердую обложку лазером безучастного взгляда. Я ухожу, долго ворочаюсь в постели, а потом снова заглядываю к Андрею. Теперь он лежит на животе, уткнувшись в подушку.
- Ты спишь? - спрашиваю тихо, высунув голову из-за двери и обнаружив себя. - Ты спишь? - повторяю чуть громче.
- Нет, - отвечает отец, не отрываясь от подушки.
- Я тоже что-то не могу уснуть, - говорю, делая шаг в комнату. - Может, поговорим?
- О чем?
Он все так же говорит в подушку, и это значит, он плачет. Не ревет, как баба, конечно, просто слезы текут, а он изо всех сил старается от меня их скрыть. Ровное дыхание выдает его с потрохами, но я делаю вид, что ничего не замечаю. Он
