И тогда он не мог позволить себе такой шаг, потому что больнее всего это ударило бы по мне. Меня вообще могли забрать у таких родителей. И Андрей снова стал ждать. Он не знал толком, чего, но когда мама умерла, решение принял сразу.
- Я хочу забрать Юрку, - сообщил он Владу прямо с порога.
Тот кивнул неопределенно.
- Тебе придется съехать на время.
- На какое время?
- Не знаю, но я не могу допустить, чтобы все стало известно сейчас. Я не могу привести сына в квартиру, где живу с мужчиной, и объявить об этом. Пойми меня правильно! - уговаривал он. - Я долго этого ждал. Это мой шанс все наладить. Пожалуйста...
- Я понимаю, - скрывая свои чувства, ответил Влад.
- Только не обижайся! Наши отношения это не изменит. Я люблю тебя, но...
- Конечно, - бурчал Влад, собирая вещи.
И вот на этой точке наши с отцом линии пересеклись. Он стал вешать мне на уши отборную лапшу и тайно встречаться с Владом, выкраивая редкие свободные часы из нашей с ним жизни. Даже представить сложно, насколько это напрягало Влада, и как он, должно быть, меня ненавидел. Стало ли ему проще, когда он начал приходить к нам под маской друга и играть со мной в X-box? Иногда у Влада сдавало терпение, которому, откровенно говоря, надо отдать должное.
- И долго мы еще будем прятаться? - спросил он отца, когда тот готовился сбагрить меня в спортивный лагерь и, наконец, оттянуться на пляжах Испании.
- Не знаю, - честно ответил Андрей.
- Мы как подростки! - упрекал Влад. - Тебе не кажется, что это уже затянулось? Предлагаешь ждать до восемнадцати?
- Не так долго осталось, - пожал плечами отец.
- Я никогда не поставлю тебя перед выбором, я или твой сын. Я понимаю, как он для тебя важен! Но просто хочу, чтобы и ты знал, как мне хреново от того, что мы прячемся, как нашкодившие пацаны.
Это все действительно было похоже на вывернутую реальность, ведь обычно детям приходится скрывать от родителей свою сексуальную ориентацию. Об этом они переживают, пишут письма во всякие группы. Но дети могут встать в позу трудного подростка и заявить, что если родители не принимают их, то пусть тогда живут одни. Дети могут послать всех на фиг и уйти из дома. Взрослые лишены такого преимущества. Им приходится изворачиваться и выкручивать себе душу.
- У нас все очень хорошо с ним! - радостно убеждал Андрей Влада. - Ты не представляешь, как у нас все круто. Я даже подумать не мог, что так будет.
Эти отцовские истории становятся моей наградой за каждый день, проведенный с учебниками. Я снова открываю неизвестные стороны характера Андрея, его переживания. И чем больше он рассказывает, тем отчетливее я осознаю, что хочу быть похожим на него. Хочу быть таким же преданным отцом своему ребенку, ведь когда-то же у меня будет ребенок. Хочу так же сильно любить девушку, на которой женюсь, как он любит Влада. Хочу уметь так же виртуозно удерживать баланс между разными гранями жизни.
Пока я наслаждаюсь вечерами в компании отца и его прошлого, Влад быстро идет на поправку. Он уже начинает заново учиться ходить. Правда, пока ему удается всего по шагу за раз, но темп он берет быстрый. Доктора ликуют. Андрей каждое утро сажает Влада в кресло-каталку и везет в специально оборудованный зал для упражнений, а после изнурительных для обоих занятий, доставляет обратно в палату. Я иногда прихожу навестить его и наблюдаю за ними. Пытаюсь представить, если бы Андрей вдруг стал беспомощным, или Верку представляю, или даже Юлю... Нет, я бы не смог так.
Отец таскает Влада на себе по всей больнице, по процедурам, по тренажерам, кормит его с ложки. Иногда я вижу, как Влад срывается. Он хоть не говорит пока и очень слаб, эмоции его бывают уже вполне различимы. Он отворачивается, морщится, даже пытается как будто оттолкнуть Андрея. Отрицательно мотает головой, всем видом показывая, что не верит в свое восстановление. Ну, вот он не верит, а мы-то тут видели, какой он был долгие месяцы, и какой сейчас, по сравнению с тем, живчик. Даже пару шагов уже может сам сделать, опираясь, конечно, о плечо Андрея, но раньше-то был вообще овощем. Так что тут я его пессимизм совершенно не разделяю. И усталость его для меня не оправдание. Лежал все время, пока отец вокруг него суетился. В такие моменты отчаяния Андрей берет его за руку, смотрит в глаза и что-то очень серьезно объясняет. Я знаю, он говорит, что теперь-то не время сдаваться. Теперь, когда самое фиговое позади, когда они так многое прошли. И я знаю, в отце столько энергии, веры и упрямства, что он мертвого бы поднял с постели.
Доктор Лампрехт не скрывает своего восхищения. Подходит ко мне как-то, когда мы с Юлей ждем перед кабинетом реабилитационной гимнастики, присаживается рядом и говорит:
- Твой отец - просто удивительный человек. Я многое тут видел, но такая жизненная сила, правда, редкость. Я видел, как люди сдавались и не в таких тяжелых случаях. Таким отцом можно гордиться. Теперь нет сомнений, Влад восстановится. Это вопрос времени и в этом заслуга только твоего отца.
Я киваю. В чем мое восхищение совпадает с мыслями доктора, так это в том, откуда, черт возьми, отец берет столько сил! Он же человек, в конце концов, простой человек! Слушая истории вечерами, я поражаюсь его целеустремленности и терпению. И это касается не только ситуации со мной. Работа, учеба, - да все в его жизни было непросто, все было преодолением, все было как будто вопреки, и всего, что имел, он достиг сам. И с тем же рвением, с каким строил свою жизнь, он ломал и перекраивал ее сначала из-за меня, а потом из-за травмы Влада. Ведь по сути, он слил абсолютно все, что имел, и ни разу с тех пор не пожалел об этом. Ни словом не обмолвился, как же так. Ни намека на сомнения я не видел у него в глазах. Он прет, как танк. Он как машина, заведенный механизм, для которого не важны обстоятельства. То есть, он привык жить в комфорте, в большой квартире с кучей всяких гаджетов, он любит пить шампанское по утрам и ужинать в дорогих ресторанах, а тут же у нас совершенно другие
