нагуталиненной от рассвета траве, совсем зеленой и сытой, стоял, подняв голову к небу, солдат. И он закрыл лицо свое руками, чтоб только не расплакаться от той красоты, что вздыхала на небе: розовые губы небосвода с каждой секундой все более улыбались и уже дарили нам свое тусклое неокрепшее солнце, которое заразительно зевало, потягиваясь своими лучами до приятного хруста. На небе играли в прятки нервы, смеясь, прижимались к золотым, будто бы растушеванным граблями облакам, и смущенно поникали взором. А там, высоко-высоко, куда и боялся посмотреть солдатик, летели неполной стаей белые журавли. Они, завидев нас, воротились вруг и стали кружить над нами, а мы радоваться, смеяться вместе с ранеными. Пока журавлей становилось все больше и больше, по морозной поляне стал красться белый бинт тумана от знакомой реки, но теперь он прорвалсяясквозь копья камышей и сам тихонько нашептывал нам: «Душа». Он вздыхал и поднимался так, что вскоре из виду совсем пропал наш солдат, закрывший крепкими ладонями лицо. Но я-то знала, что он стоит на том холмике, счастливый, и живет. Нагляделась, не отставая от колонны машин, уж на мост въезжать — видим, девчушка бежит малюсенькая со стариком. Девочка в платьице до самых пяточек, смешная такая, все в нем путалась, раз чуть даже не упала. Точно я думала, что уж в самую сказочную сказку попала, в мечту или сон, который мог присниться только на войне. Я улыбнулась над собой и над ее нарядом, хотела уж и посмеяться. Взглянула на нее еще раз, только вот не до смеха стало, ведь в выражении лица ее веснушчатого читался истинный страх и ужас, а то и храбрость читалась, перемешанная со смышленостью: бежала она к нам вперед старика ее на костылях, изо всех сил размахивая ручками. Как мы к ней подбежали, да обняли, что на ломаном русском объяснила она нам, что бомба под тем мостом положена. Под этим вот мостом с рекою такой красивой, да и бомба. Что-что, а лицемерие побеждают только светлые, невинные души! Отъехали в лесок, вызвали саперов.
А в семидесятых годах была у нас встреча фронтовиков, так мы одной нашей карелке, что после войны как раз в Карелии-то и жила, поручили девочку эту, что нас от смерти спасла всех, найти.
Что же? Оказалось, что бандиты ее, «бандеровцами» мы их звали, и расстреляли за то, что сдала нам мост, да подарила жизнь. А ведь девчушка малая, знала ведь, родненькая, на что идет. То ее старик-то и останавливал…
И все. Умерли мы все, дорогу на Советской улице уже асфальтом власти заложили, историю всю переписали, какую можно и нельзя. Но помнить надо, главное помнить надо для кого мы все это делали, для кого страдали и мучились, для кого девочка эта собою жертвовала, для кого у меня на руках солдатики в последний раз вздыхали, для кого не отдали Москвы! Да для вас же, а вы что ж? Неужель, сегодня выбежит девочка, чтобы спасти ценою своего будущего соотечественников, неужель встряхнет сегодня кто сестру, да прихлопнет ее за то, что веру она потеряла; неужто найдем мы ныне Канина, кто бы наказал нам на всю жизнь любить? Так оглянитесь же вы, не понадобятся и Канины! А не то снова одна для всех сестра будет страдать, плакать да молиться за братьев своих. Умирать. Умирать, будучи бессмертной.
2016
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/
