- Это чудовищно! – придушено сипит он. - Звери! Мерзость какая! Поверить не могу, что такое творится под самыми стенами Орферна. Будь проклята война!
Я качаю головой. Некоторые кости до того истончены, что рассыпаются в прах от легкого прикосновения ветра. Война, говоришь? Очнись, слепец! Война пришла два года назад, а костям более пятидесяти лет!
Эх, Моргенштерн, ты до сих пор живешь в том, благостном мире. Но Империя Оружейников пала. Прошло время, когда можно отгородиться от творящихся мерзостей стеной богатства и безнаказанности.
Туннель резко виляет, я вижу каменную лестницу вдалеке. Лестница уходит вверх. Перила и ступени покрыты толстым слоем пыли. Впереди простирается огромный участок тоннеля, от которого все мои чувства заходятся в вопле: «опасность!».
- Подожди-ка здесь.
Мои глаза загораются красными щелками, ощущение, будто в мозг вонзают раскаленные иглы. Ловушка распускается перед изменившимся зрением зеленым цветком. Магия, чтоб ее.
Я бросаю тело вверх, пальцы хватаются за свисающие с потолка сталактиты. В следующий момент я чувствую себя акробатом: тело летит вперед, пальцы нащупывают малейшие выступы, словно приклеивая меня к потолку. Ни один человек не способен на такой трюк. Давным-давно, когда я еще не был Охотником, я бы объявил безумцем всякого, кто рассказал мне о подобном будущем! Мышцы трещат от напряжения, но я, словно паук, повисший на невидимой паутине, продолжаю двигаться вперед. Пот струится по лицу, внизу под ногами ядовито-зеленым мерцает марево чужеродной уничтожающей магии. Когда до лестницы остаются считанные метры, я делаю сальто вперед и чувствую, как воздух свистит вокруг тела. Падаю на землю и качусь, гася инерцию от падения.
Старинная лестница оказывается точь в точь передо мной. Я вызываю в памяти карту и понимаю: цель достигнута. Наверху – тюрьма замка. Пальцами надавливаю на ни чем не отличающиеся от других камни, и они едут, вдвигаясь внутрь с тихим шумом. Раздается хлопок. Ловушка гаснет, я кричу:
- Путь свободен, Моргенштерн!
Сажусь на первую ступеньку лестницы и прикрываю глаза, оставшись один на один с накатывающей волнами головной болью. Когда оружейник подходит, мой взгляд снова воспринимает не магию, а мир тел и предметов. Боль отступает.
- Ты настоящий мастер, Поэт, - качает головой Моргенштерн. - Давно я не видел тебя в деле! Ей-ей, раньше мы с тобой бок о бок странствовали, баландой питались да на заказы ходили – давненько это было. Сколько же испытаний тебе выпало, чтобы стать таким ловким? Или ты с рождения был талантливым ребенком? Что тебя потянуло в Охотники, Поэт?
- Не время говорить об этом.
Я встаю, и мы продолжаем путь. Подошвы выбивают дробь шагов, но услышать нас некому. Ступени шершавые, и пыль липнет на сапоги.
- И все-таки, - пыхтит за спиной Моргенштерн. – Как из обычных людей Гильдия создает совершенных убийц? Вас берут детьми? Морят голодом? Я слышал, во фракции Убийц…
- Заткнись. Мы на месте.
Массивная, обитая кожей василиска дверь отъезжает в сторону. Перед нами тюрьма замка: здесь, как я предполагал, пусто.
Когда к власти приходят Паладины, несогласных не держат в заточении: огонь становится последним пристанищем инакомыслящих.
Я вхожу внутрь и медленно иду вдоль камер, факелы чадят на стенах, и дым колеблется из-за сквозняка, что создает тайный ход. Моргенштерн входит в помещение и дверь – с этой стороны неотличимая от стены – встает на место.
В помещении жарко, но после вони подземелья, жара кажется спасением. Внезапно рука Моргенштерна ложится на плечо, а у самого уха я чувствую горячее дыхание.
- Как же из обычных людей создают убийц?
Сколько его помню: стоит показать свои способности, и Моргенштерн отдаст все на свете, чтобы узнать тайну.
Я разворачиваюсь, легким движением скидывая руку прочь. Я мог бы сломать ее в нескольких местах, но бесцеремонность Моргенштерна скорее веселит меня, чем раздражает.
- Нам просто не оставляют выбора, - мягко отвечаю и вижу: лицо моего друга подчиняет своей воле страх.
ВСТРЕЧА С МАТЕРЬЮ
Карта в моем сознании развернулась крыльями охотничьей птицы. Тайный ход встречает нас мраком, паутиной, запахом плесни и холодом каменных стен. На ощупь стены покрыты слизью, похожей на ту, что вытекает из сороконожки, если ее раздавить каблуком и услышать, как хрустнет панцирь.
Моргенштерн говорит мне, где находится комната матери, и по голосу я понимаю, что он готов разреветься, так действует на моего друга мрачность и сырость этого места. Я киваю и корректирую направление. Быть Охотником – значит, уметь вычислить любого врага, окружить и уничтожить.
Но собственную мать Моргенштерн будет уничтожать сам.
Вот мы и на месте. Я привожу в движение старинный механизм, и стена отъезжает в сторону. Комната приветствует нас задернутыми шторами, ароматом апельсина, огромной кроватью под парчовым балдахином, мягким светом, рассеивающим мрак.
Надо закончить дело до того, как солнце коснется лесных крон, даруя миру тепло.
Женщина спит на кровати. Красный, как кровь, балдахин откинут в сторону. На прикроватном столике лежит неотправленное письмо в окружении апельсиновых корок. Хрустальный графин наполнен вином, его горлышко закрывает резная пробка в виде голубей. Здесь же стоят четыре рюмки, на донышке одной из них застыла темно-красная жидкость. Я принюхиваюсь и улавливаю запах Святой Гаэрли – лучшего марочного вина, производимого на юге империи.
Факелов на стене слишком много, в комнате светло, как днем. Тревожный звоночек, думаю я. Когда кто-то начинает оставлять свет в спальне, значит, власть Паладинов коснулась его души.
«Да убоимся темноты, да изгоним зло из сердец наших»… так, кажется, звучат первые строки трактата «О войне со Злом»? Проклятие. Что ж, Моргенштерн, твои доносчики оказались правы. Но, может быть, еще есть надежда.
Моргенштерн тяжело дышит позади и сглатывает, ступая на мягкий ковер из лионского льна. Потом огибает меня, как река огибает препятствие, и осторожно, на негнущихся ногах, подходит к кровати. Задевает балдахин, слышится треск. Оружейник падает на колени. Свесившуюся вниз ладонь женщины сын накрывает собственной – дрожащей, с покрытыми бесцветным лаком ногтями.
Демоны забери! Я вмиг оказываюсь рядом с креслом, что стоит у окна, и с силой двигаю, баррикадируя дверь. Кресло, явно не привыкшее к подобному обращению, отвечает возмущенным скрипом.
Женщина за спиной начинает шевелиться.
- Мама, - слышу я голос Моргенштерна, - это я – твой Шейни…
Оборачиваюсь и вижу: мать Моргенштерна резко садится. Одеяло спадает, обнажая плечи, тяжелую грудь с
