Хриплый голос разрывает пространство спальни, переходит на визг и закладывает уши:
- Предатель! Зло! Зло! Зло!!
Оружейник вскрикивает и рефлекторно хватается за щеку. Его лицо бледнеет, а глаза расширяются от обиды и возмущения. С молниеносностью атакующего зверя, офицер скатывается с кровати, пальцы смыкаются на кинжале, притаившимся в перьевых подушках у изголовья, и в следующий миг кинжал росчерком устремляется к горлу сына, направленный твердой рукой. Но я оказываюсь проворнее и перехватываю запястье матери, удерживая от смертельного удара. Правда, без крови не обходится – длинная царапина улыбкой вспыхивает на горле Оружейника. Толстяк воет, вскидывая руки вверх, а с колен перемещается на задницу.
- Просто царапина, - отрывисто бросаю я, не желая слушать его всхлипы и стоны.
Мои пальцы выкручивают запястье ойкнувшей женщины, и кинжал перекочевывает ко мне.
Мать Моргенштерна - Айрана – смотрит пронзительно и оценивающе, язычок облизывает тонкие губы. Офицеру чуть больше сорока, но точеные черты лица и красота тела завораживают. Ее характер – пламя и медь, ртуть и змеиное жало. А я удивляюсь, как у такой женщины родился малодушный скупердяй Моргенштерн.
- Мама! – плачет между тем Оружейник, - ну зачем ты так! Это же я, мама! Твой Шейни, мама… за что…
Я кидаю кинжал прочь. С легким протяжным звоном он ударяется о ножку кровати и, вибрируя, замирает.
Оружейник всхлипывает, женщина молча и оценивающе смотрит мне в глаза. Светло-рыжие волосы блестят при свете факелов, как туловище скорпиона. Груди воительницы вздымаются, лицо застывает безжалостной маской. В ложбинке притаился амулет в виде белого лебедя – знака Паладинов. Спина Айраны прямая, как струна. Воительница, гордая и непоколебимая - вот кто такая мать Моргенштерна. И я невольно начинаю испытывать уважение.
- Зло! – говорит, наконец, женщина и наваждение рассеивается.
Безумие пляшет на ее лице бисеринками пота, видится в прищуре глаз, таится в улыбке, больше похожей на оскал. Такие глаза, вспоминаю я, бывают у заболевших бешенством лисиц, готовых искусать всех и вся, потому что по-другому не могут. Мать переводит взгляд на сына и произносит, оценивающе и маняще:
- Откажись от мрака и предстань перед светом, Шейни! Я попрошу за тебя. Паладины милостивы. Они пощадят твою жизнь, а ты обретешь единственного, истинного и неоспоримого Бога…
Ее взгляд возвращается ко мне.
- Змей искуситель, - произносят губы горячие, как огонь, - из клана Охотников, грязная кровь! Таких, как ты, мы сжигаем на кострах! Слышим, как трескаются в пламени ваши грязные кости! И поем, поем! Месть - это очищение! Предсмертные вопли сладкой музыкой звучат в ушах Бога…
- Подумайте о сыне, - произношу тихо. – Не поддавайтесь власти Паладинов. Будьте верны императору, и никто не причинит вам вреда.
Айрана смеется, подняв голову к потолку. Смеется сладко и вызывающе, смеется так, как смеются религиозные фанатики над доводами неверных. Женщина откидывает одеяло полностью и встает. Абсолютно голая, она стоит перед нами – и каждый шрам на ее теле кажется прекрасным отражением давно отзвучавшей битвы.
Айрана отворачивается, проходит к шкафу и начинает беззастенчиво одеваться в боевой костюм: штаны-шаровары, красный платок охватывает голову, пояс обнимает перевязь с мечом - потертая, не в одной драке побывавшая; легкая кожаная безрукавка скалится волчьими клыками вместо пуговиц.
Стоит отметить: о нашем кодексе женщина наслышана. Прежде чем на жертву начинается охота, та получает письмо в сером, покрытом древними рунами, конверте. Никакое письмо не приходило, значит, я не представляю опасности, решает Айрана. Зря решает.
Моргенштерн встает, покачиваясь. По ладоням размазана кровь, изящный маникюр портит красная пленка под ногтями. Под носом растекается пузырь из соплей, и Моргенштерн утирается рукавом, впервые забыв о батистовом платочке. Одна всепоглощающая мысль завладела им, эта мысль делает его лицо лицом испуганного ребенка.
А ЧЕГО ТЫ ОЖИДАЛ, ТРУС? ДУМАЛ, МАТЬ ПРИМЕТ УБИЙЦУ С РАСПРОСТЕРТЫМИ ОБЪЯТИЯМИ?!
Оружейник находит в себе остатки мужества, и с тихим шуршанием извлекает меч из ножен. Хороший меч, острозаточенный, жаждущий крови. Залежался небось в доме богача.
-М-мама, т-ты д-должна отказаться от П-паладинов, - шепчет, чуть не переходя в истерику, Моргенштерн. – П-пойми у м-меня семья, д-детки, ж-жена… И-император уб-бьет м-меня е-если…е-если…
Кончик меча смотрит вниз и дрожит, а Айрана усмехается, глядя на собственного отпрыска.
- Пожалуйста, не дерись, мама! – кричит Моргенштерн. – Паладины уничтожат всех, если не дать отпор! Поверни гнев на наших поработителей!
Офицер неторопливо завязывает волосы в конский хвост. Вскидывает голову, как почуявшая кровь волчица, и чернота ее глаз затягивает бездной исступления.
Ее ярость, ярость наложенного заклинания Паладинов, настолько сильна, что я невольно отшатываюсь.
- Пускай! Выжигают, четвертуют! Распинают! Во имя светлого Бога! Зло! Зло!! Зло!!! Паладины дарят светлый мир! Очищают! Скверна будет выжжена из сердец, навечно, на-ве-е-е-чно! Не плачь, маленький. Кого ты поддерживаешь, Шейни? Знаешь?!
Оружейник нервно сглатывает, меч в его руке не просто трясется, а отплясывает деревенский танец плодородия.
- Чудовищ, - легкий кивок в мою сторону, - убийц, преступников, воров и сребролюбцев. Их вид оскорбляет очи истинного Бога! Они будут сожжены, сожжены, сгорят навеки! Мир очистится от скверны. Паладины справедливы! Они подарят миру Свет! Чертоги Бога воцарятся на земле! Иди ко мне, Шейни. Вставай рядом. Мы вместе выжжем заразу и построим новый мир, где будут славно править Паладины!
Мать протягивает руку, улыбается, и Моргенштерн начинает всхлипывать.
- Справедливый, добрый мир… - шепчет она, как сирена, не умолкая, - где неверным не будет места. Давай строить вместе!
- А и-император, м-мама? А м-мои д-дети, а Изольда?
Лицо офицера ожесточается, подозрением хмурятся складки возле изящно очерченного рта.
- Будут другие дети, - чеканит она, - эти прокляты. Изольда, тварь, жена неверная, поклоняется Солнцу, ее сожгут первой! В нашем роду не будет скверны, Шейни. А потом придет очередь ублюдков.
- Мои дети не…
- Забудь о них! - кричит офицер, щеки вспыхивают гневным пламенем, - у тебя будут другие дети, Шейни. Эти прокляты. ОНА их воспитывает! Губит, губит, губит… О-о-о-о, загубленные невинные ангелочки во имя солнца! О-о-о-о-о, да станут они жертвой во славу Паладинов - сладкой, очистительной жертвой! И душа твоя воспарит, познав
