Во-вторых, девушка, несмотря на юность, оказалась искусна и неутомима в постели, что наводило на мысль о том, что Ханон Четвертый утвердил в своем гареме некую систему обучения интимным делам, чтобы любая из его многочисленных жен в любой момент могла порадовать своего мужа. Меня не смущает прошлое Руфимы, и я с удовольствием пользуюсь результатами трудов неизвестных учителей. И буду пользоваться впредь, по крайней мере, покуда длится мой поход. Я бы, без сомнения, взял эту женщину в жены по возвращении домой, но меня настораживает то, что за три года, которые мы делим одну палатку и одну постель, она так и не понесла от меня. Может быть тот презренный раб, что загнал ее в угол в гареме и почти убил, успел таки что-то сломать у нее во чреве, что ей больше не дано выносить дитя. Жаль ее, но, увы, бесплодная женщина не годится мне в супруги, ведь после похода главной моей целью станет продолжение рода.
Руфима говорит, что все понимает, что уйдет, когда это станет необходимо, но я вижу, что она плачет временами тайком, думая, что ее никто не заметит. Сердце мое разрывается, когда думаю об этом, но не в нашей власти что-то изменить. Вернувшись героем в родной город, я стану объектом желания всех женщин на сто миль окрест — останется только выбрать самую крепкую и широкобедрую, чтобы выносила мне богатыря-сына и пару шустрых дочек для услады взора в старости. Руфиму я оставлю при себе в роли служанки, а может и отпущу на все четыре стороны, на поиски своего счастья, коли найдется где-то в нашем мире оное для таких как она.
Молодая женщина поднимает взор от очага и улыбается мне ровными зубами, ослепительно белоснежными на фоне темной кожи. Я киваю ей в ответ, предвкушая очередную приятную ночь в нашей палатке. Что бы там не ждало нас в будущем, надо пользоваться тем, что имеешь сейчас и брать от жизни все, что сможешь. Так учил меня Син. Так я живу уже много лет.
Старик поднимается со своего места и, не обращая внимания на Молчуна Рейна, который все еще что-то рассказывает ему, подходит к валуну подо мной. С удивительным для его возраста проворством Син взбирается ко мне, хотя кряхтит и ворчит, пока карабкается на камень. Щуря свои еще не сильно растерявшие зоркости глаза, учитель смотрит на отроги Рваных Гор и на изломанную долину, что уходит на северо-восток от нашего лагеря. Там из-за холмов тянется к небу далекая струйка серого дыма.
— Он там, — говорит старик.
— Почему ты уверен, что это именно Он? — интересуюсь я.
— Кто еще может оказаться в этом забытом древними и новыми богами месте в то же время, когда пришел сюда ты? Его пророчество ничуть не слабее твоего, юный ученик. Он прошел столь же долгий путь, и Он не похож ни на одного из твоих прежних соперников. Это не просто враг, это Враг с большой буквы, погибель мира, предначертанный Разрушитель. Гадалка из Миренгарда, шаман из земель к северу от Гароны, руны колдунов юго-востока — все они говорили о событии, которое случится завтра на рассвете. Ты найдешь в Дол-ун-Скаре Меч Мечей и сразишься с Врагом, как и было предначертано.
— И одержу верх, — уверенно и без ложной скромности говорю я. — Нет под этим небом воина, что смог бы устоять против меня в честном поединке один на один.
— Под этим небом таких и впрямь не сыскать, — кивает учитель. — Ты давно уже превзошел меня, юный воин. Однако сами боги ведут тебе этого противника из мест столь отдаленных, что небо там иное и даже само солнце не похоже на наше. Тебе придется вспомнить все, чему я тебя учил, и даже больше! Не стоит недооценивать своего врага, иначе — рискуешь повторить Кынский мост.
С этими словами Син кладет ладонь мне на грудь, где под рубахой прячется страшный шрам — напоминание о моем давнем и единственном поражении.
Это случилось семь лет назад возле града Кына, где я ухитрился оскорбить сына удельного наместника императора. Княжич Горт оказался горячим молодым человеком и искусным мечником. Он, не задумываясь, вызвал меня на поединок, который состоялся на закате того же дня на мосту через реку Гарону. Я уже тогда был уверен в себе и силен в бою и принял вызов. Рейн стал моим секундантом, а позади Горта стоял молодой коротко стриженный парень из числа приближенных княжича.
Мы бились коротким мечом в правой руке и кинжалом в левой. Весь мой, уже немаленький, опыт, полученный в междоусобных разборках удельных князей, как оказалось, никуда не годился в честной дуэли один на один. Горт вертелся юлой, скакал горным козлом, извивался ядовитой змеей и постоянно норовил ужалить меня одним из своих клинков. Мне приходилось стараться изо всех сил только, чтобы не подставиться под удар, не говоря уж об ответной атаке.
Мне очень ясно вспомнился тот вечер. Вот я парирую очередной выпад меча, а сбоку уже спешит кинжал, заставляя меня отскакивать назад. Возле моста собрались зеваки, они кричат, подбадривая княжича, и норовят толкнуть меня в спину — так близок я к тому, чтобы быть вытесненным с нашей своеобразной арены. Прямые контратаки невозможны, а те финты и маневры, которые я считал хитроумными, противник просчитывает на раз и перекрывает их раньше, чем я успеваю начать движение. К счастью мне удается отбиваться достаточно долго, чтобы заметить некоторую закономерность в атаках княжича. Я решаю использовать ее в своих интересах. Улучаю момент и иду в наступление. Приходится брать решимостью и яростью. Подставляюсь под неопасный удар, который, тем не менее, выводит из строя мою левую руку. Этим я разрываю привычную последовательность атак противника и вывожу его из равновесия. Благодаря этому, оказываюсь с неожиданной для княжича стороны и наношу удар.
Но противника уже нет на своем месте. Оказывается, он заранее просчитал все мои движения, в том числе этот отчаянный шаг. Наверное, он сам и заманил меня в эту ловушку,
