Когда Молчун и Син выловили меня ниже по течению, я оказался, внезапно, жив, хоть и едва-едва. Друзья дотащили меня до ворот монастыря, что расположился в лесах неподалеку. Монах-целитель взялся меня подлатать, хотя сам не верил в успех. Тут-то и выяснилось, что боги поместили сердце в мою грудь справа, а не слева, как остальным людям, чем еще раз обозначили мою избранность. Клинок княжича не задел самого главного органа, повредив лишь дыхательные мешки. Монах опоил меня снадобьем и долго копался в моем собственном теле. Он извлек кинжал, вырезал поврежденные части органов, залил мою грудь каким-то отваром, а потом долго зашивал. Три седьмицы я провел в монастыре, практически не поднимаясь с постели. Меня преследовали лихорадка и бред, а монахи ежедневно и еженощно молились за меня. Боги услышали слуг своих и подняли меня на ноги. Вскоре я продолжил свои странствия. Боль в груди возвращается до сих пор, но мне нравится относиться к ней как к напоминанию о важном уроке, преподанном мне княжичем Гортом, который и по сей день пребывает в уверенности, что убил меня на дуэли.
— Никогда не повторяй своих ошибок, мой ученик, — говорит мне Син. — И помни, что завтра ты будешь биться не за себя, но за весь наш мир. Это не тот бой, на который идут, чтобы сражаться. На него идут побеждать, и никак иначе.
— Я понимаю, учитель, и не подведу ни вас, ни кого иного.
Старик кладет руку мне на плечо и сжимает с силой, какую трудно заподозрить в этом сухом теле. Я киваю учителю и спускаюсь, наконец, с валуна к костру, где Руфима уже приготовила ужин. Мясо диковинного зверя, убитого мною накануне, оказывается немного жестковатым, но вполне съедобным, в особенности после того, как прошло через руки моей женщины. Учителю достается бульон, который Руфима сварила на хрящах и костях добычи. Почти беззубый рот старика просто не способен уже управиться с мясом. Рейн с набитым ртом рассказывает какие-то сказки о тех давних временах, когда Дол-ун-Скар, был еще населен и стерег дальние границы Империи. Я же смотрю на свою верную спутницу, уставшую после дневного перехода и потягивающую из бурдюка чуть хмельной напиток, который мы приобрели у странствующего торговца, встретившегося нам на Закатном Тракте.
Мне вдруг приходит в голову мысль, что это может быть наш последний вечер вместе. Если боги иных миров, пославшие мне противника дадут ему больше сил и везения, чем мои покровители мне, то я паду завтра в схватке и обреку наш мир на погибель. Легенда гласит, что каждые пятьсот лет происходит такая битва. Дуэль между двумя избранными, Воином Света и Воином Тьмы, за власть над миром. Чей представитель одержит верх, та сила и будет властвовать во всех землях следующую половину тысячелетия. А это значит, что если Враг победит, то все, что мы знаем, будет разрушено до основания в угоду новому миропорядку.
Что станет с моими друзьями и спутниками, случись мне завтра умереть? Старик Син вступит в бой, чтобы отомстить за меня и спасти мир своими силами. Он, конечно, погибнет, но именно так, как всегда хотел — в сражении, с мечом в руке. Руфима попадет в руки Врагу и станет ему рабыней и усладой, если, конечно, тот не принесет ее в жертву своим неведомым богам. А Рейн... Лучшее, что он может сделать — это убежать, чтобы спасти свою жизнь и сохранить легенду о нашем путешествии в веках нового мира.
Наверное, именно из-за таких вот мыслей, под покровом ночи, когда костер уже почти потух, а ужин давно съеден, я люблю Руфиму с куда большей страстью и яростью, чем обычно. Ее вскрики далеко разносятся окрест, пугая диких зверей и мешая спать моим товарищам. Но все это неважно этой ночью.
Утомленная женщина быстро засыпает, положив голову мне на грудь, а я еще долго смотрю на тонкий полог палатки, думая над тем, что свершится завтра.
Еще до рассвета, я выбираюсь наружу. Несмотря на краткость моего сна, меня переполняют решимость и сила. Раз уж богам было угодно выбрать меня, значит, я достоин этой чести. Значит, я могу победить и сделаю это сегодня. Бесконечное небо над головой, лишенное сегодня одеяла из облаков, ждет появления светила. К тому времени, как солнце поднимется над горизонтом, судьба мира будет решена.
Я быстро собираюсь и отправляюсь в путь, стараясь двигаться бесшумно, дабы никого не разбудить. Впрочем, Син все равно уже проснулся и тайком следит за мной. Старик не растерял остроты слуха с годами, а сон его чуток и неглубок. Он лежит в своей палатке и притворяется спящим, чтобы не мешать моим сборам.
Храм ждал меня пять сотен лет, подождет и еще несколько минут. Сначала я дохожу до родника, который нашел накануне Рейн. Только искупавшись в ледяной воде, чувствую в себе силы и бодрость для настоящей схватки. Вот теперь ноги несут меня к Дол-ун-Скару. Небо все светлеет, и ночные животные спешат укрыться в своих норах и в расщелинах скал, что высятся вокруг. Изломанная земля поднимается все выше, выводя меня на следы древней дороги, что вела в крепость.
Предрассветный воздух прозрачен и кажется чистым, но неприятные запахи режут нос. Тут пахнет самой смертью. Кое-где на обочине виднеются белесые кости и черепа, следящие за мной пустыми глазницами. Напоминания о древних битвах не исчезают, не зарастают травой, не растаскиваются дикими животными. Никто не обитает рядом с проклятым храмом. С каждым шагом я все дальше и дальше от любого живого существа в округе. Говорят, что во время одной из войн могучий колдун выжег всю жизнь окрест и сделал так, чтобы она не вернулась. Горло мгновенно пересыхает, и я делаю глоток родниковой воды из бурдюка, прежде чем войти в Дол-ун-Скар.
Основное здание не сильно разрушилось за столетия. Какая-то еще более древняя магия держит эти стены. Я вхожу в мрачный зал, где царят пустота и забвение. Лишь каменный алтарь в дальнем конце пережил века, все остальное, что тут было, давно обратилось в пыль. Высокие узкие окна дают немного света в этот предрассветный час. Древние строители были мастерами своего дела, каждый камень занимает свое место, каждое отверстие вырезано именно там, где нужно. Глаза привыкают к полумраку, и
