Нет!.. Это было бы крайне неосмотрительно!
От мысли, что я могла всё провалить из-за своей доверчивости, мне стало не по себе.
- Почему у тебя дрожат руки? Тебе не нравятся работы? – резким голосом выкрикнула художница. Она становилась мне неприятна. Однако я сделала усилие над собой и вымученно улыбнулась.
- Что ты! Они великолепны!
- А какая особенно? Покажи! – потребовала Роза.
Мне захотелось стащить с неё парик и вытолкать вон.
Но я снова себя сдержала и ткнула пальцем в первую подвернувшуюся репродукцию.
- Вот эта!
- Это портрет моего мужа! – гордо возвестила Роза.
Я взглянула на портрет, в который упирался мой палец. Всё в тех же жёлто-синих тонах, выдаваемых за схожесть с Ван Гогом, был изображён пожилой рокер в бандане, косухе и рваных джинсах, сидящий перед ударной установкой. Лицо у него было открытое и приветливое. Странно, что Розе удалось это запечатлеть…
«Русский барабанщик…», - подумала я.
- Его зовут Жорж, - сообщила Роза.
Я непонимающе посмотрела на неё.
- Жорж?.. Разве он француз?..
Она опять сморщилась, словно захотела дополнительной порции имбиря.
- Ой, да какой там француз… Русский, Жора! Но сама посуди – что это за имя для мужа известной художницы?
Роза обмахнулась ажурной салфеткой.
- Жарко что-то…
И она вдруг сняла парик и оказалась коротко стриженной, как Наталья Крачковская в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
Я закашлялась. Потом промолвила:
- Да… Жорж гораздо лучше. А чем он занимается?
Роза положила в рот кусочек изумительного венского пирожного.
- Всё той же никому не нужной ерундой… Музыкой. И представь себе, милочка! Он даже умудряется собирать небольшие залы! И гастролировать! Но в основном, в России – там его ещё помнят… - она закатила глаза, словно удивляясь, как никчёмного Жоржа, занимающегося ерундой, могут помнить в России. - Он ездит на гастроли раз или два в год. В этот, как его… Новосибирск, в Кострому и в…
И она назвала мой город!
Я застыла. Уснувшая было мысль немедленно проснулась и встревожилась. Бежать! Не знаю как, но бежать вместе с ним, хоть в его чемодане!..
- Там ему нравится больше всего. Там прекрасная филармония!..
Дрожь волной прокатилась по моему телу.
- А когда он в следующий раз поедет в Россию?.. – спросила я, с трудом удерживая на привязи волнение.
Десятки мыслей носились в моей голове. Бежать вместе с ним. Бежать тайно. Бежать в качестве солистки его группы. Соблазнить его. Запугать его… И БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ!..
Роза вновь напялила парик на голову.
- Боюсь, что никогда. Ему не подходит тамошний климат. В прошлый раз он подцепил там жуткую простуду и теперь мучается артритом. А артрит для барабанщика… Сама понимаешь…
- Понимаю… - глухо произнесла я, чувствуя, как обрубается сук, на котором я сидела, и голос мой дрогнул. Из уголка глаза выкатилась слезинка. Я постаралась утереть её незаметно, но от Розы не укрылся мой жест.
- Ну… не надо принимать так близко к сердцу… - подскочила она ко мне. – Я покупаю Жоржу самые дорогие лекарства. Мы его вылечим! По правде сказать, он на себе крест не ставит. Он как раз собирался лететь туда на Новый год. Представляешь? Но с этой болезнью… Раньше, чем через три года, теперь и думать нечего…
Я тяжело задышала. Да, удар был силён… Словно всё против меня.
Я снова уткнулась в каталог. И, рассматривая странные портреты, вернулась к размышлениям о парике.
- Хочешь, сходим вместе на мою выставку? – приблизила ко мне Роза своё длинное лицо.
- Если только вместе с Рене… - робко ответила я. А что я ещё могла ответить?
Она хитро усмехнулась.
- Можно и без Рене… Мы бы сходили в чудесную кондитерскую, а потом в магазин кукол… Зачем тащить за собой Рене?
И она снова скривилась.
И тут я, наконец, задала вопрос, который с самого начала вертелся у меня на языке.
- А где будет выставка?
- В музее изобразительного искусства! – незамедлительно ответила Роза с придыханием.
Меня, однако, интересовало не это.
- А в каком городе?
Роза дико посмотрела на меня.
- В столице, конечно! Или ты думаешь, я соглашусь выставляться в провинции? Уф-ф, жарко!
И она снова неожиданно сняла парик и вытерла голову салфеткой.
- В столице чего? – решила я довести допрос до конца.
В это самое время в зал вошёл Рене в костюме-тройке. При виде Розы без парика он едва заметно усмехнулся в сторону.
Увидев маэстро, Роза засуетилась. Кое-как водворив парик обратно на голову, она по-щенячьи засюсюкала:
- О, Рене! Мы с вашей невестой замечательно проводим время! Вы отпу́стите её со мной на выставку?
Она спросила это так непринуждённо, что я замерла.
Глаза Рене сверкнули. Я подумала, что он ответит – ни в коем случае, такая красота нуждается в моем неусыпном надзоре, однако после томительной паузы он вдруг подмигнул Розе и, повернувшись ко мне, произнёс:
- А почему бы и нет, дорогая? Сходи, проветрись с Розой!
Похоже, он упивался своей сладкой местью. И ожидал услышать что-то вроде: «Нет, любимый, без тебя я не выдержу и двух часов!..» Но назло ему я дерзко произнесла:
- Пожалуй, схожу, милый! Мы будем прекрасно смотреться в паре!
Я представила нелепо одетую Розу без парика и рядом с ней – старушку с дребезжащим голосом. А что, можно сказать ей, что я хочу посетить выставку инкогнито и загримировалась под старуху…
Эта мысль пришла ко мне неожиданно. Ведь данная старуха – не кто-то другой в моём теле, это я, и черты – мои, нужно только хорошенько приглядеться…
- Сходи, дорогая. Тебе самой решать – со мной или без меня. Но без Аурунтама и Ксавье ты не обойдешься!
Рене вновь подмигнул Розе. И тяжёлый ком опять поднялся к моему горлу.
Роза, предвкушавшая свободу и магазин кукол, услышав о Ксавье и Аурунтаме, недовольно поморщилась и заторопилась к выходу.
- Отделайся от них! – шепнула она мне у двери. – Давай сходим вдвоём! Убеги от них, слышишь? Впрочем, ни Доротее, ни Анне ни разу это не удалось… Я буду ждать тебя в субботу в одиннадцать в своём особняке.
Дверь открылась, и, пока я раздумывала над её словами, Роза исчезла.
Глава пятнадцатая
Ночь была на редкость ясной и тёплой. В окно светила луна. Проворочавшись без сна в постели до поздней ночи, я подошла к балконной двери, отдёрнула прозрачную штору и прямо в ночной рубашке вышла на узенький балкон, опоясывающий башню. Внизу в лунном свете простирался парк, слева чернел пруд. За оградой густой стеной стоял лес.
Душу леденила тоска.
Ах, если бы превратиться в голубку и взлететь над этим замком, а потом над лесом… Прозрачная ограда кажется
