Вот так.
Разговор в курилке
- Семёныч, угощайся.
- Спасибо, Сан Саныч, не-е,- Семёныч замотал головой перед протянутой пачкой импортных сигарет.- Лучше курни моих,- из полосатой пижамы он выудил пачку «Примы» без фильтра и не то кашлянул, не то крякнул в кулак.
- Не могу крепкие,- Сан Саныч ткнул пальцем в левую сторону груди и закурил свои, импортные. А Семёныч закурил свою «Приму».
Эти два чудесных старика опасного возраста пребывали в больнице вторую или третью неделю. Лёжа в одной палате они сдружились, любили вместе выйти в курилку для больных, где не пахло лекарствами и где лучше беседовалось под табачок.
Старики, закурив, уставились в окно, за которым белел край города и чернел уральский лес.
- Да-а... А снега нынче не густо, маловато снега,- по-пижонски выпустив кольцами дым,- сказал Сан Саныч.
- Маловато,- коротко согласился Семёныч.
Тут за окном закружил снег - не частый и мелкий.
- Да разве это снег?!- воскликнул Сан Саныч с досадой и стукнул кулаком по подоконнику.
- Это не снег, - снова согласился Семёныч. И вдруг он тоже встрепенулся. Его спокойные до этого глаза наполнило какое-то непонятное детское озорство.- А я вот помню, в одном гОде снега навалило аж по пояс! За один час и по пояс! О!- выпалил он на одном дыхании.
Сан Саныч хитро прищурился:
- Семёныч, а не в семьдесят шестом ли это было?
Семёныч удивлённо приподнял брови и... согласился:
- Ага, в семьдесят шестом.- Но добавил:- Первого декабря.- И ещё бросил в довесок:- Примерно в это же время.
У Сан Саныча импортная его сигарета выпала изо рта прямо на белоснежный пластиковый подоконник. Он закинул её обратно в рот, а затем сморщил лоб, да так, что тот стал похож на древнюю стиральную доску, тюкнул по нему кулаком и заговорил скороговоркой:
-Да-да-да, помню-помню... Это было в семьдесят шестом году, первого декабря, снег валил с восьми до девяти утра. Да-а, я отлично это помню. Ой, что тогда творилось! У-у-у!
- Не укай,- Семёныч почему-то нахмурился.
А Сан Саныча, что говорится, понесло. Учащённо дымя, он спешил рассказать то, что якобы творилось на улице первого декабря 1976-го года, более тридцати лет тому назад.
- Помню на работу пошёл, гляжу на небо, мама родная! Туч собралось видимо-невидимо. И ветер поднялся. Шквальный. А работа, Семёныч, дело же святое. Поэтому я ворот плаща поднял, зонт раскрыл и вперёд. А тут ка-ак жахнет, ка-ак рванёт! Я думал, всемирный потоп начался. Веришь-нет, машины плывут, автобусы переворачиваются, а я на работу плыву... кролем. Да-а-а...
Глаза Сан Саныча, не мигая, смотрели сквозь время. Семёныч кашлянул нарочито громко, так, чтобы его приятель очнулся. Приятель очнулся:
- Вот такой дождище был, Семёныч.
- Вообще-то мы про снег говорим, Сан Саныч.
- Да?.. А, ну сначала снега навалило по пояс, а потом уж ливень ка-ак!.. Да ты ничего не помнишь что ли?
- Это я-то ничего не помню? Я всё помню,- Семёныч глубоко затянулся своей «примкой». - Я как раз за хлебом пошёл. Главное, из магазина-то вышел... в валенках. А тут как сверкнёт, как рванёт. Домой вернулся, хоть выжимай вместе с одёжей. Во что творилось!
- Да-а, я ещё удивился - декабрь и дождь.
- Тогда все удивились...
В воздухе повисла пауза. Старики переглянулись. Отрезвев от собственных баек, они вернулись к реальности.
- Нет не густо, маловато нынче,- не своим голосом первым заговорил Сан Саныч.
- Чего не густо? Чего маловато?- подковырнул его Семёныч.
- Как чего? Снега конечно!
Наконец-то с лиц стариков спала напряжённость. Одновременно они стали смеяться. Сан Саныч смеялся басисто, увесисто. Семёныч стрелял с хрипотцой длинными очередями. Смеясь, они вышли из курилки. Рука Семёныча лежала на плече Сан Саныча и наоборот. Перед самой палатой они остановились.
- А я вот помню,- сквозь смех неожиданно для себя обронил Семёныч,- в одном годе аж до февраля снега вообще не было,- продолжая смеяться, он вдруг обнаружил, что смеётся один. Семёныч замолк.
Сан Саныч стоял рядом, и, собираясь с мыслями, морщил лоб в древнюю стиральную доску:
- Помню-помню...
- Старички, на процедуры! Через пять минут! Не забудьте! - раздался позади них ласковый и в тоже время, не терпящий возражений, голос медсестры.
- Не забудем!!!- ответили хором «старички».
- После процедур - в курилку! - словно вызывая на дуэль, сказал Сан Саныч.
- Лады,- принял вызов Семёныч.
Вторую ли, третью неделю эти два чудесных старика пребывали в больнице. Вы не подумайте, что у них с головой не всё в порядке - нестрашные урологические заболевания и только.
Забывчивая мадам
Ничего плохого в этом нет,
Что у вас, мадам, в шкафу скелет,
Не у вас одной с головкой шфах,
Много их, скелетиков, в шкафах.
Вспомнили, открыли, ну и славно.
Он любовником был славным, ну и ладно.
Гляньте - улыбается он вам,
Он в порядке, всё окей, мадам!
Мы сгребём его и в институт,
За него нам денежку дадут.
Будет пир и много, много роз,
Позабудете, мадам, про свой склероз.
Ну же, веселей чело, мой друг.
Чу! Я слышу в двери чей-то стук.
Кажется, то муж ваш. Ой! Я взмок.
Я - к скелетику, заприте на замок.
Роковая дуэль
Огромная, богато уставленная мебелью гостиная, мерцала красными пятнами, которые были отражением огня, полыхающего в большом камине. У камина стояло два вместительных кресла.В них расположились двое гусар: один не старый, но уже седой поручик, другой - совсем юный корнет. Под их начищенными до блеска сапогами лежала медвежья шкура - головой к камину, гусары курили трубки, потягивали пунш и беседовали. Обо всём.
- А вам не приходилось драться на дуэли? - спросил безусый корнет не по годам седого поручика.
- Драться? Нет, не приходилось. Но я был секундантом на дуэлях ... сорок два раза.
- Не хитрая штука - быть секундантом, к тому же безопасная,- съёрничал корнет, сделав, уже кажется, лишний глоток пунша.
Поручик, нисколько не смутившись, снисходительно улыбнулся:
- Безопасная? Не скажите, молодой человек, не скажите. А хотите, милый корнет, случай?
- Хочу! тряхнув чубом, юный корнет сделал ну уж совсем лишний глоток пунша.
- Ну-с, слушайте-с,- седой поручик глубоко затянулся и ушёл взором в прошлое.- Служили в нашем полку некие Конский и Аголицын (опустим их звания и заслуги перед отечеством). И вот они как-то повздорили за карточной игрой. В результате Конский кинул свою грязную перчатку в лицо Аголицыну и предложил тому дуэль - стреляться с двадцати четырёх шагов.
Аголицын был не трус. С трудом отодрав перчатку от лица, он принял предложение Конского.
И вот дуэль. Её решили состряпать по-тихому. Нас было всего четверо: двое
