Бетховен подошёл к заиндевевшему окну. Снаружи мела позёмка, всё вокруг окутал стылый мрак. Он медленно повернулся и, не глядя на брата, тихо сказал:
— Иоганн, я вовсе не хочу тронуть твою душу, ибо здесь всем заправляет твоя жена. Но ведь ты знаешь, что я болен. Сегодня ночью я почти не спал из-за болей в боку и сильного озноба. И ты даже не хочешь дать мне до Кремса закрытый экипаж. А ведь я и зимней одежды с собой не взял.
Он скрючился от нового приступа боли, схватился за бок, потом за живот.
На лице Иоганна не дрогнул ни один мускул. Оно по-прежнему сохраняло упрямое выражение.
Наконец Людвиг выпрямился и произнёс сквозь зубы:
— Ну хорошо, надеюсь, я ничего не должен.
Иоганн молча вскинул пять пальцев на правой руке и два пальца на левой.
— Семь гульденов? За что?
Иоганн показал на груду поленьев у печи.
— Правильно! Извини. Я не хотел тебя обмануть.
Иоганн жестом показал, что готов простить ему эту сумму.
— Нет, Иоганн. — На губах Людвига заиграла ядовитая усмешка. — Жена тебе этого никогда не простит, а я не хочу ставить тебя в неловкое положение. Вот деньги.
Ветер свирепо дул в лицо, нагоняя чёрные облака с их белой круговертью. Кучер в овечьей шубе с трудом угадывался за белой пеленой, лошади фыркали и взбрыкивали, явно не желая выезжать куда-либо в такую погоду. Карл плотнее закутался в полученное от Иоганна одеяло, а Бетховен попытался было укрыться от холода среди бочек с маслом, но они, естественно, ничуть не грели. Ему казалось, что тысячи иголок впиваются в измученное болезнью тело.
По дороге кучер высадил их возле деревенского трактира, где, как выяснилось, крошечная комната для гостей даже не отапливалась. Вид Бетховена крайне встревожил трактирщика.
— Только бы он тут у меня не умер! Он же смертельно болен. Нет, господин, почтовая карета здесь не ездит. Сани дать не могу, поскольку просёлочная дорога очищена от снега. Переночуйте, а утром я, если хотите, дам обычную телегу, но, разумеется, за плату.
Бройнинг, стоя на своём любимом месте у окна, с удовольствием попыхивал трубкой. Зима в этом году началась на удивление рано, и жёлтый цвет заходящего солнца предвещал ещё усиление холодов. Бройнинг проводил равнодушным взглядом въехавшую на площадь телегу и вдруг закричал, как безумный:
— Констанция! Посмотри, кто там свернулся в комок на соломе. Это же Людвиг. Я сейчас же бегу к нему. Констанция, брось всё и тоже иди туда!
Но быстрее всех оказался Пуговица. Он подбежал к телеге и обхватил Бетховена за плечи.
— Обопрись на меня, дядюшка Людвиг.
Подбежавший Бройнинг расплатился с возницей и долго вместе с сыном затаскивал Бетховена на второй этаж. В квартире они тут же опустили его на кресло с высокой спинкой. Глаза Бетховена были закрыты, лицо горело, руки бессильно свисали на пол.
— Дела плохи, — прошептала госпожа Констанция.
Бройнинг согласно кивнул. Внезапно Бетховен открыл глаза и хрипло спросил:
— Я у вас?
— Да.
— А Пуговица здесь?
— Здесь! — Мальчик от усердия даже щёлкнул каблуками.
— Прекрасно, только не уходите. Завтра я уезжаю в Лондон. Решено.
Уже в кровати он ещё раз сбивчиво повторил эти слова и, обращаясь к Пуговице, добавил:
— Завтра я непременно уеду в Лондон. Там я вступлю в Филармоническое общество, навещу господина Штумфа. Хочешь поехать со мной, Пуговица?
— Я сейчас схожу за врачом, дядюшка Людвиг.
— Не нужен мне никакой врач. Я спрашиваю, хочешь поехать со мной?
— Ну конечно, дядюшка Людвиг.
— У тебя, кажется, водобоязнь?
— Да, так мама иногда говорит. А почему вы спрашиваете, дядюшка Людвиг?
— Потому что до Лондона можно добраться только морем, — произнёс Бетховен с заговорщицкой миной. — Мы, Пуговица, поплывём на настоящем парусном корабле. Даже на пароме можно далеко уехать. Не веришь, спроси у моего дедушки.
— У портрета?
— Ну да. Только разговаривай с ним вежливо. Он всё-таки придворный капельмейстер. Мне до него далеко.
Бетховен бессильно свесил голову набок и закрыл глаза.
В другой комнате госпожа Констанция с тревогой сказала мужу:
— Боюсь, у него воспаление лёгких.
— А почему он так разбух? Не дай Бог, у него ещё воспаление брюшины. Герхард, немедленно беги за врачом.
— А кто у дядюшки Людвига врач, папа?
— В последнее время его лечил доктор Браунхофер, но, к сожалению, он очень далеко живёт.
— Я уже одеваюсь, папа.
Вернувшись, Герхард с горестным видом сообщил:
— Он сказал, что так далеко и в такой холод он не поедет. И потом, у него сейчас очень много пациентов.
— Это всё потому, что Людвиг откровенно издевался над всеми своими врачами. — Бройнинг в раздумье пожевал губами. — Попытайся уговорить доктора Штауденгеймера.
На этот раз Герхард вернулся с радостной вестью:
— Он обещал прийти.
— А когда?
— Пока ещё не знает.
Они попеременно всю ночь дежурили у кровати Бетховена. Госпожа Констанция постоянно меняла ему компрессы. Врач так и не пришёл.
Холода сменились оттепелью, под ногами опять захлюпала грязная каша, а затем снова ударил сильный мороз. Вспыхнула эпидемия гриппа, и врачи были загружены сверх всякой меры. На этот раз уговорить кого-нибудь из них прийти к Бетховену отправился Карл, который не только не привёл врача, но и сам не вернулся домой.
Как вскоре выяснилось, Карл, проходя мимо одной из бильярдных, решил ненадолго заглянуть, чтобы проверить, не утратил ли он навыков обращения с кием и шарами из слоновой кости. Но партия затянулась, и он отправил на поиски врача маркера.
Наконец, когда уже были потеряны целых три дня, Хольц привёл профессора Вавруха из Гражданского госпиталя. Этот маленький человечек в пенсне на большом мясистом носу пользовался репутацией чудака. Он заранее приготовил письменное обращение к Бетховену. На обширном листе бумаги большими чёрными буквами было написано:
«Я профессор Ваврух, и, уж если вы попали ко мне в руки, считайте, что всё уже позади. Я сам большой любитель музыки, играю на виолончели и контрабасе и готов помочь коллеге».
В воспалённых глазах Бетховена вспыхнули огоньки недоверия. Ваврух послушал сердце, потом постучал по грудной клетке, проверяя лёгкие, и недовольно посмотрел на Бройнинга. Но тут же, почувствовав на себе взгляд Бетховена, засиял, вытащил из своей сумки какой-то порошок, насыпал его в стакан с водой и тщательно размешал.
— Вот выпейте. Горько? Ну ничего, ничего.
Затем он написал:
«Наш пациент должен немного поспать. Не беспокойте его. Я ещё загляну сюда».
В коридоре он заявил Бройнингу:
— Передайте мои комплименты вашей очаровательной супруге. Это ведь она делала ему компрессы? У него обширное воспаление лёгких.
— А есть опасность для жизни?
—
