«Его благородию господину доктору права фон Баху
Вена, среда, 3 января, год 1827
Уважаемый друг!
Перед смертью я объявляю любимого племянника Карла ван Бетховена единственным наследником своего имущества, состоящего в основном из семи банковских акций. Все обнаруженные у меня наличные деньги также следует передать ему.
Я назначаю вас своим душеприказчиком и прошу представить интересы моего племянника перед его опекуном, членом Придворного Военного совета Бройнингом. Храни вас Бог. Примите искреннюю благодарность за любовь и дружбу, которые вы неоднократно доказывали делом.
Людвиг ван Бетховен».
Бройнинг в изнеможении откинулся на подушку. Госпожа Констанция вошла в спальню и начала раскладывать в шкафу свежее бельё.
— Что тебя так тревожит, Стефан?
— Поведение Людвига. Он составил завещание и назначил... назначил Карла своим единственным наследником.
— Ты же знаешь, как он упрям. Вспомни хотя бы историю с кольцом. Надел на глаза шоры, чтобы не видеть, каков истинный облик Карла. Этот субъект мне чрезвычайно неприятен и всё же...
— И всё же я должен высказать ему своё мнение относительно завещания. — Бройнинг закрыл глаза, потом приоткрыл их опять. — Будь любезна, принеси мне в кровать бумагу, перо и чернила.
— Меня сейчас другое тревожит. Ваврух мне, честно говоря, не очень нравится. Поэтому выздоравливай скорей и сходи ещё раз к доктору Мальфатти. Или, может, мне самой явиться в логово льва?
— Вообще-то было бы неплохо...
— Тогда пиши ответ, а я не буду тебе мешать.
Прочтя написанное в весьма корректном тоне и содержащее достаточно осторожную, но всё же отрицательную характеристику Карла ответное письмо Бройнинга, Бетховен насупился и надолго застыл в тяжком раздумье. Наконец он решительно тряхнул головой и позвал Герхарда.
— Да, дядюшка Людвиг.
— Дай мне печать и сургуч, потом зажги свет и, когда я закончу, отнеси это письмо доктору Баху.
— Я — госпожа фон Бройнинг.
— Прошу садиться, милостивая государыня. — Доктор Мальфатти с поклоном показал на стул. — Чем могу служить? Хотя, полагаю, мой вопрос излишен.
— Речь идёт о господине ван Бетховене.
— Весьма сожалею, милостивая государыня, — аристократическое, чеканного профиля лицо врача приняло непроницаемое выражение, — но здесь совершенно безнадёжный случай. Могу лишь повторить сказанное мной вашему супругу: господин ван Бетховен — превосходный знаток гармонии и потому должен прекрасно знать, что у меня с коллегами должны быть гармоничные отношения. Я не могу вмешиваться в их дела.
— Господин Мальфатти, — непринуждённо улыбнулась госпожа Констанция, — ваши слова о гармонии звучат весьма убедительно, но я уже их слышала от своего мужа и знаю, что это просто отговорка. И я обращаюсь к вам вовсе не потому, что вы самый модный, самый знаменитый врач в Вене. У господина ван Бетховена, конечно, очень сложный характер. Человек он тяжёлый....
— Об этом можно догадаться, даже не зная его близко, — мимоходом заметил Мальфатти.
— Но сейчас он в крайне бедственном положении. Через полчаса должен состояться врачебный консилиум.
— В составе моих коллег Вавруха, Штауденгеймера и Зейберта?
— Да, но вам он доверяет гораздо больше.
— Вы так полагаете? — Мальфатти взглянул на неё с откровенной издёвкой. — Я вообще-то быстро забываю обиды, а на мелочи просто не обращаю внимания, но здесь... Он так тогда доверял мне, что обозвал полным невеждой, послал к чёрту и потребовал, чтобы я больше не появлялся в его доме.
— Узнаю Бетховена. — Госпожа Констанция опустила глаза, а когда подняла их, взгляд её стал холодным и острым. — Господин Мальфатти, как врач вы, безусловно, умеете держать себя в руках и потому сумеете спокойно выслушать мои слова. Господин ван Бетховен просит у вас прощения. Он даже лично готов извиниться перед вами.
— Что?..
— Да, вы не ослышались. Не хочу хвастаться, но именно я побудила его чистосердечно раскаяться в своём поведении.
— Никогда бы не поверил. — Мальфатти даже округлил глаза от удивления. — Заставить Бетховена делать что-либо против его воли...
— Так вы идёте?
— Мне не остаётся ничего другого, — незамедлительно отреагировал Мальфатти. — И потом, мне самому хочется посмотреть на это великое чудо преображения. Такое ведь происходит не каждый день.
Состояние бывшего пациента сразу же привело Мальфатти в ужас, но он превосходно владел собой. С невозмутимой миной наклонился к Бетховену и медленно, словно читая по складам, спросил:
— Что скажете?
— Вы видите перед собой старого осла, доктор, — растроганно ответил Бетховен.
— Зоология не по моей части, — иронически сказал Мальфатти.
Из-за спин вышедших из соседней комнаты врачей неожиданно появилась фигура Иоганна, который незамедлительно выпалил:
— Я — землевладелец Иоганн ван Бетховен. Получив известие о...
— Прошу не мешать мне обследовать пациента, — резко оборвал его Мальфатти и, присев на кровать, спросил: — Как его сердце?
— Хорошо, — ответил Ваврух.
— Это радует. Давайте посмотрим лёгкие... А почему там затемнение?
— Он перенёс двухстороннее воспаление лёгких, — испуганно встрепенулся Ваврух.
— Но сейчас главное — печень. Она у него сильно уменьшилась в размерах.
— Так, давайте положим нашего дорогого пациента поудобнее. — Мальфатти осторожно ощупал живот, ни один мускул не дрогнул на его лице. — Что вы ему прописали, коллега Ваврух?
— Миндальное молоко.
— А из лекарств?
— Вон там капли и порошки.
Мальфатти взял с приставного столика флакон, повертел его перед глазами и осторожно поставил обратно.
— Нужно немедленно сделать вторую пункцию. Приготовьте инструменты, коллега Зейберт.
— Наш консилиум именно так и решил.
— Рад, что наши мнения совпадают, господа.
После второй операции из живота Бетховена вытекло гораздо больше воды. Мальфатти немедленно попросил госпожу Констанцию зайти в комнату.
— Значит, так, милостивая государыня, я знаю, вы любите баловать нашего известного своим буйным нравом пациента разного рода деликатесами. Но сейчас ему можно только тарелку супа, немного обезжиренного мяса или рыбы...
— Я поняла.
— Что же касается лекарств, дорогой коллега Ваврух, то я хотел бы полностью заменить их.
— Вы сомневаетесь в моих знаниях, коллега Мальфатти?
— Ну почему же. Просто перемена всегда идёт на пользу. Не дай Бог, организм пациента привыкнет к чрезмерным дозировкам или у него выработается иммунитет... — Неприятные для коллег слова Мальфатти произносил таким тоном и с такой любезной улыбкой, что обидеться на него было просто невозможно. — Так, господин ван Бетховен, я прописываю вам пунш со льдом, мороженое, крем или фрукты с пуншем. Только не переусердствуйте, мой друг, а то ещё сопьётесь.
— Не беспокойтесь, господин доктор.
— Может быть, стоит попробовать дигиталис? — решился наконец напомнить о себе Иоганн ван Бетховен.
— А зачем? Дигиталис — это сердечные капли, а сердце у вашего брата — как у слона.
— Я ведь был