После панихиды по улицам между снежными завалами, под звон колоколов всех церквей двинулась траурная процессия, посреди которой медленно ехали сани с водружённым на них роскошным гробом. Почётный эскорт состоял из конных гвардейцев в парадных шлемах.
В последний день Масленицы в огромном зале над Национальным театром состоялся такой бал-маскарад, что день вполне можно было назвать «буйным понедельником». Монсеньор сидел в нише и, как обычно, играл в свой любимый трик-трак. Он был без маски, и его одутловатое лицо выглядело сильно осунувшимся. Украшенная княжеской звездой грудь бурно вздымалась. Игравшие с ним дамы были в полумасках, одна из подвыпивших арлекинш долго трепала его седые волосы, затем уселась к нему на колени, допила его шампанское и поцеловала в губы. Монсеньор закашлялся и замахал руками. Когда арлекинша спрыгнула с колен, Людвиг подумал, что теперь его лицо похоже на гипсовую маску, снимаемую обычно с покойников...
Грянули литавры, что было сил заиграли гобоисты, скрипачи с усердием водили смычками по струнам. Ведь от них требовалось заглушить музыкой смех, гул голосов и шарканье множества ног. Дирижёр Нефе выглядел просто размахивающей руками марионеткой, а Людвиг извлекал из клавесина всё более причудливые звуки.
К столу монсеньора подошёл лакей. Сегодня он проделывал это уже неоднократно, но в зале вдруг почувствовали, что, несмотря на внешнее спокойствие, выработанное за долгие годы службы во дворце, он должен сообщить сейчас тревожную весть. Замолкла музыка, танцующие замерли в напряжённом ожидании.
— Чего тебе? — Голос у курфюрста был ещё более надтреснутым и дребезжащим, чем в обычные дни.
— Монсеньор, Рейн...
— Что Рейн?
Конец фразы лакей произнёс шёпотом, и поэтому окружающие ничего не поняли. Может быть, Рейн вышел из берегов, а может быть, лакей сказал «Рейнгассе».
Курфюрст же равнодушно кивнул в ответ:
— Хорошо.
Однако «Огненный дьявол», танцевавший возле стола с дамой в костюме Психеи, услышал разговор. Он сорвал маску и оказался молодым полковником фон Клейстом.
— Покорнейше прошу вас, монсеньор, позволить мне выполнить свой долг. Могу ли я отдать приказ?
Курфюрст вяло вскинул руку и тут же опустил её.
Полковник фон Клейст отвесил низкий поклон монсеньору, затем своей даме и воскликнул на весь зал:
— Всем офицерам немедленно вернуться в казармы! Поднять по тревоге караульный полк!
Во дворе забили барабаны, в городе ударили в набат.
В бальном зале погас свет, и город погрузился во тьму. Чуть позже в окнах домов заметались огоньки, и барабанный бой зазвучал уже на улицах. На мостовой загрохотали солдатские сапоги.
Ночь выдалась очень сырой. На небе тускло мерцали звёзды, похожие на припухшие от сна глаза. Над крышами висел тонкий серпик луны. Вспыхнули факелы и, извергая клубы дыма, как бы сами собой двинулись к Рейну.
Людвиг обогнал Нефе и впервые заметил, что у горбуна ещё и кривые ноги, как у портного, вынужденного долгое время сидеть на стуле со скрещёнными ногами. Нефе долго не замечал, что торчащая из заднего кармана его зеленоватого фрака дирижёрская палочка задевает идущих рядом людей. Наконец он опомнился и засунул поглубже этот воистину бесценный предмет.
Многое было совершенно непонятно. До Рейнгассе было ещё далеко, однако вода оказалась совсем рядом. На иссиня-чёрной поверхности отражение лунного серпика прыгало и извивалось, как змея. Из переулка потоком хлынула толпа. Люди тащили кровати и шкафы, но Людвигу показалось, что вещи загадочным образом движутся сами по себе. Потом ему вдруг померещилась рука, высунувшаяся из воды и тут же снова скрывшаяся в ней.
Людвиг отпрыгнул назад и срывающимся голосом задал обращённый в никуда вопрос:
— Где лодки?
Прохожий громко рассмеялся:
— Лодки? Одни затонули, другие уплыли в Голландию. А паром болтается между деревьями, если, конечно, его ещё не затопило.
Он помолчал немного, окинул взглядом придворный костюм Людвига и удивлённо спросил:
— Куда вы направляетесь?
— На Рейнгассе.
— Куда-куда?
Можно было подумать, что Людвиг изъявил желание отправиться на луну. Какая-то женщина жалобно запричитала:
— Да на Рейнгассе никто даже проснуться не успел, как вода уже дошла до вторых этажей.
Людвиг, не раздумывая, бросился вперёд и тут же понял свою ошибку. В ледяной талой воде плыть было нельзя.
Он вернулся на тротуар и запрыгал на одном месте, чувствуя, как тепло медленно разливается по замерзшим ногам. Потом он скрылся за углом, откуда уже доносился усиливающийся барабанный бой.
В доме Фишеров он птицей слетел по лестнице вниз и распахнул дверь в музыкальную комнату.
— Людвиг!..
— Добрый вечер или, точнее, доброе утро. — Он растянул в улыбке толстые губы. — А где батюшка?
Мать чуть пожала плечами и осторожно спросила:
— Ты-то откуда?
Людвиг потёр окровавленные руки. На чердаке хранилось зерно, и ему пришлось ломать проволочное заграждение, установленное для защиты от голубей и воробьёв. Выходит, любовь к акцизной водке спасла отца, ибо все питейные заведения находились в центральной части города.
Людвиг улыбнулся и радостно прохрипел:
— Я, как кошка, пробрался по крышам.
Фишеры тоже были здесь, и мастер рассказал следующую историю.
Он как раз раскатывал в пекарне тесто, как вдруг услышал нечто вроде громового раската. Одновременно снаружи что-то загрохотало, он спустился со светильником вниз и едва приоткрыл дверь, как лавку залило водой и с треском вылетела витрина.
Нет, нет, он тогда ещё не думал о наводнении, но на всякий случай запер дверь и даже два раза повернул ключ в замке.
Тут слово взяла его жена:
— Муж как оглашённый ворвался в комнату с криком: «Вода! Вода! Она уже подступает к спальне! Хватай сына! А где Цецилия? Скорее к Бетховенам!»
Пока она говорила, мастер Фишер сходил в прихожую и, вернувшись, заявил:
— Вода скоро дойдёт и сюда. Что мы тогда будем делать, госпожа ван Бетховен?
Цецилия всхлипнула. Госпожа Фишер поднесла сжатые в кулаки руки ко рту, а Карл громко заплакал.
— Тихо, Карл! — Кожа на лбу госпожи Магдалены собралась в глубокие складки. — Как тебе не стыдно? Запомни, трусость — это позор! Посмотри, какой молодец Иоганн, сидит себе спокойно и читает «Робинзона».
— Мы сейчас сами как Робинзон на острове. — Людвиг подошёл сзади к брату и пробежал глазами страницу.
Через несколько минут мать вышла в соседнюю комнату и позвала туда Людвига.
— Слушай, а если вода и впрямь поднимется... Что тогда?
— Залезем на чердак.
— А если?.. — Мать строго посмотрела на него.
— Сюда я добирался по крышам. Пойдём тем же путём.
— Нет! — Одна только мысль об этом внушала ей ужас. — Да стоит мне только увидеть кого-нибудь на чердаке или дереве, как я вся трясусь от страха.
— Ну хорошо. — Людвиг задумчиво щёлкнул пальцами. — Давай лучше уйдём отсюда.
Внезапно он насторожился,
