Так что Джошуа внес свой вклад в то, чтобы сгладить этот страх. Он показал троллям свои инструменты, ножи, маленькие пистолеты и что он умеет с ними делать. И проверял, чтобы каждый вечер горел огонь – костер, который они с троллями поддерживали всю ночь.
– Санчо, называй меня мужчина-детеныш.
– Ух?
Они оставались с ним, пока он выздоравливал, и наоборот, он оставался с ними.
Но он не был троллем.
Шли недели и месяцы, а он застрял в добровольном творческом отпуске, который превратился в вынужденное изгнание.
В конечном счете больше всего он скучал по Хелен.
Оглядываясь назад, он удивлялся, сколько времени потратил зря вдали от нее. В итоге их совместная жизнь казалась такой короткой. Он держал в руках ее дневник, переживший месяцы его болезни.
– Хелен, – говорил он, – если я выберусь из этой передряги, то приеду навестить тебя в Базовом Мэдисоне, где ты лежишь, даже если мне придется всю дорогу прыгать на пого. Клянусь.
Когда на Джошуа накатывало такое настроение, к нему приходил старый тролль Санчо.
* * *Была середина дня, солнце стояло высоко в небе. Джошуа сидел на вершине утеса в потрепанной широкополой шляпе и расстегнутой рубашке.
Это был самый теплый день после зимы, и воздух казался неподвижным и душным одеялом. С высоты Джошуа видел большой кусок местности – почти никакого шевеления. Некоторые тролли лениво сидели в тени утеса, но большинство где-то пропадали, наверное, ушли собирать пищу в какой-нибудь из соседних миров. Слоны толпились возле реки выше по течению и негромко трубили, поливая водой свои бронированные морды.
Тут и появился Санчо с тролльим зовом, сувениром от Университета Вальгаллы. Его стареющее тяжелое тело неуклюже поднималось на утес, хотя и не так неуклюже, как Джошуа с негнущейся правой ногой. Санчо сел рядом с Джошуа, накинул на плечи серебристое одеяло и с едва уловимым стариковским презрением окинул взглядом окрестность.
Затем в молчаливой просьбе протянул похожую на боксерскую перчатку ручищу. Джошуа вздохнул и отдал ему свои солнечные очки.
– Только не погни снова чертову оправу.
– Ух, – сказал тролль, напялив очки на свое широкое лицо. Джошуа вынужден был признать, что каким-то образом очки Санчо шли.
Иногда они сидели вот так рядом несколько часов подряд, молча, каждый жевал травинку. Как два старых лодочника возле Миссисипи, раздумывал Джошуа, а часы текли, как воды реки.
А иногда они разговаривали.
Санчо выплюнул сгусток зеленой слизи.
– Один.
Он передал Джошуа троллий зов для ответа.
– Кто, я? Или ты?
– Почему один почему?
Джошуа пожал плечами.
– Мне нравится быть одному. Или раньше нравилось.
Старый тролль поджал губы и прищурился, вслушиваясь. Джошуа всегда было интересно, сколько из сказанного доходит до тролля. С тролльим зовом оставалось только кричать и надеяться.
– Ребенок одинокий?
– Да. Ребенком я тоже был одинок. У меня были друзья, которые заботились обо мне. Думаю, я сломаю троллий зов, если попытаюсь объяснить, кто такая сестра Агнес.
– Ух.
– Ты тоже один. Я вижу. Где твоя семья?
Тролль снова сплюнул, обхватил сверху голову рукой, как орангутан, и почесал грязную подмышку.
– Семья счастлива здорова голодна, далеко. Дети с мамой-и-папой. Мама-и-папа с детьми. Старые тролли, я, уходят. Нет детей, нет мамы-и-папы, уходят. Это племя, это племя, это племя.
Джошуа представил небольшой клан пожилых одиноких троллей, чьи дети выросли и стали самостоятельными, а самки, вероятно, больше не способны к зачатию. Они кочуют по последовательным просторам, не совсем одни – настоящий одиночка долго не проживет, – но от одного племени к другому. Наблюдали ли люди такое поведение? Наверное, они просто предполагали, что старики, которых они видели в любом племени, были бабушками и дедушками, даже прабабушками и прадедушками, которые помогают молодым поколениям. Даже Лобсанг мог попасть в эту ловушку, наблюдая за троллями в ограниченном пространстве своего заповедника на Ближних Землях, где старики вроде Санчо не имели обычной свободы передвижения.
Теперь Санчо постучал пальцем по своему черепу.
– Библиотекарь.
– Да. Ты уже говорил. Ты библиотекарь. Так тебя называли в колледже? Что это значит, Санчо?
– Большая голова. Много помнить.
– Память?
– Много помнить. Помнить для троллей. Старое время, давно время прошло. Погода. До людей.
– Хм. До Дня перехода. Когда золотой век для троллей закончился…
– Полная голова.
– Полная чего? Полагаю, воспоминаний. Историй? Значит, так ты зарабатываешь себе на хлеб? Рассказываешь истории разным племенам?
– Библиотекарь.
Джошуа улыбнулся.
– Да, приятель. И, наверное, все, что ты знаешь, пополняет долгий зов…
Он понимал, насколько полезной может быть подобная информация для троллей, как и для любой группы людей. Всегда стоит заботиться о горстке стариков, которые могут вспомнить, что они делали, когда в последний раз случалось наводнение, которое бывает раз в десять лет, или сильная буря, или голод, или суровая зима, когда найденный под снегом определенный вид грибов может спасти тебе жизнь… Вероятно, в случае с троллями это будут сведения, полученные и в более далеком прошлом, много поколений назад. Воспоминания об извержениях вулканов, землетрясениях и даже падениях астероидов, уроки того, как тролли переживали подобные катастрофы раньше. Джошуа начал представлять разум Санчо пещерой, глубокой, темной и загадочной, полной сокровищ, информации – памяти.
Лобсанг изучал троллей со времен Того Самого Путешествия в 2030 году. Однажды Лобсанг сказал Джошуа, что культура, в отличие от инстинктивного поведения, накапливается вне генома, вне тела, вне памяти одного индивидуума. Человеческая культура хранится в артефактах, книгах, инструментах, зданиях, множестве изобретений и открытий, передающихся из прошлого и доступных для каждого нового поколения. У троллей точно так же, только все их знания о мире заключаются в долгом зове, песне, существующей вне головы одного животного. Лобсанг говорил о долгом зове как о компьютерной системе, обширной, способной адаптироваться к информационной сети, закодированной в музыке.
Что ж, может быть, библиотекари, закаленные старики с большим опытом, были вроде запоминающих устройств с высокой плотностью записи, внедренных в эту непостоянную сеть, буферными хранилищами мудрости своего вида.
Пока Джошуа размышлял об этом,
