– Мабрук, – сказал король Хаггард, – это джентльмен из ваших. Его имя Шмендрик.
Ледяные глаза старого волшебника немного расширились, он окинул оборванца взглядом, а затем с лицемерной приязнью воскликнул:
– Так вот оно что! Шмендрик, мой милый мальчик, как приятно с тобой увидеться! Ты не помнишь меня, но я был близким, близким другом твоего наставника, добрейшего старого Никоса. Он возлагал на тебя такие надежды, бедняга. Ну и ну, вот так сюрприз! Так ты и вправду все еще в деле? Надо же, какой непреклонный вьюнош! Я всегда говорю: настойчивость есть девять десятых любого художества – хотя, конечно, девяти десятым художников и она не впрок. Но что же привело тебя к нам?
– Он пришел, чтобы занять твое место. – Голос короля Хаггарда прозвучал равнодушно и решительно. – Отныне он – королевский маг.
Шмендрик удивленно дрогнул, что не укрылось от старого Мабрука, хотя самого волшебника приговор короля удивил, по всему судя, мало. С мгновение он явно обдумывал, не стоит ли ему прогневаться, однако предпочел гневу тон благодушного удивления.
– Как будет угодно Вашему Величеству – и ныне, и навек, – промурлыкал он. – Но, возможно, Вашему Величеству интересно будет узнать кое-что из истории вашего нового мага. Уверен, милейший Шмендрик не станет возражать, если я скажу, что он уже обратился в нашем ремесле в подобие легенды. Адептам магии он более всего известен под прозванием Никосова Блажь. Его чарующая и совершенная неспособность овладеть и элементарной руной, творческий подход к наипростейшим ладам чародейства, не говоря уж…
Король Хаггард чуть приметно шевельнул краем ладони, и Мабрук мгновенно умолк. Принц Лир хихикнул. Король же сказал:
– Убеждать меня в его непригодности для такого поста не нужно. Я увидел ее с первого взгляда, так же как, взглянув на тебя, вмиг понял, что ты – один из величайших кудесников мира.
Мабрук слегка напыжился, лаская свою благостную бороду и морща доброжелательное чело.
– Но и последнее для меня ничто, – продолжал король Хаггард. – В прошлом ты творил любое чудо, какого я требовал, а результат получился один – ты отбил у меня охоту к чудесам. Не существовало задачи для тебя непосильной, и тем не менее, когда чудо совершалось, оно ничего не меняло. Должно быть, твоя сила просто не может дать мне то, чего я хочу. Могучий маг не сделал меня счастливым. Посмотрим, на что окажется годным неумелый. Ты можешь идти, Мабрук.
Наружная учтивость Мабрука исчезла, как искра исчезает в снегу, – и с тем же звуком. Все лицо его уподобилось глазам.
– Меня не так-то просто прогнать, – совсем негромко сказал он. – И уж не по капризу, даже королевскому, и не в угоду дураку. Поберегись, Хаггард! Мабрука трудно прогневать.
В темном покое поднялся ветер. Он дул из разных мест – столько же из окна, сколько из полуоткрытой двери, – но истинным источником его была съежившаяся фигура кудесника. Холодный и затхлый, влажный, воющий ветер болот, он метался по тронной зале, как ликующий зверь, понявший всю хрупкость человеческих существ. Молли Грю вцепилась в Шмендрика, имевшего вид определенно неловкий. Принц Лир нервно выдвигал меч из ножен и вдвигал обратно.
Даже король Хаггард отступил на шаг перед торжествующей улыбкой старого Мабрука. Стены залы, казалось, таяли и улетали, звездная мантия мага обратилась в огромную, ревущую ночь. Сам Мабрук не произнес ни слова, но набиравший силу ветер начал издавать нечестивые, крякающие звуки. С мига на миг он мог стать видимым, внезапно обрести форму. Шмендрик открыл рот, но, если он и выкликал контр-заклинание, слышно оного не было, да и толку от него не воспоследовало.
Сквозь сумрак Молли Грю увидела, как далеко от нее леди Амальтея обернулась и протянула руку, на которой средний и безымянный пальцы имели одну длину. Странная метка на ее лбу засветилась ярко, как цветок.
Ветер сгинул, точно его и не было никогда, каменные стены вернулись по местам, после насланной Мабруком ночи тусклый покой выглядел веселым, как полдень. Волшебник присел, почти припал к полу, глядя на леди Амальтею. Его мудрое, благожелательное лицо казалось теперь лицом утопленника, борода стекала с подбородка тонкими струйками, подобная застойной воде. Принц Лир взял его за руку.
– Пойдем, старичок, – сказал он, без какой-либо недоброты. – Вот сюда, дедуля. Я тебе рекомендацию напишу.
– Я пойду, – сказал Мабрук. – Не потому, что боюсь тебя, – ты, комковатый кусок тухлого теста, – или твоего безумного, неблагодарного отца и уж тем паче вашего нового мага, да принесет он вам поболее счастья.
Взгляд волшебника встретился с голодным взглядом короля Хаггарда, и Мабрук засмеялся совершенно на козлиный манер.
– Хаггард, ни за что на свете не поменялся бы я с тобой местами, – провозгласил он. – Ты впустил в переднюю дверь свою гибель, но выйдет она отсюда иным путем. Я бы и изъяснился поподробнее, однако я больше не состою на твоей службе. А жаль, ибо близятся времена, в которые спасти тебя сможет лишь подлинный мастер, – а тебе в этот час останется полагаться только на Шмендрика! Прощай, бедный Хаггард, прощай!
И он, еще продолжая смеяться, исчез, но веселье его навсегда поселилось в углах этой залы, подобное запаху дыма или старой, холодной пыли.
– Ну что же, – произнес в сером свете луны Хаггард. – Ну что же.
Он медленно приблизился к Шмендрику и Молли, шаги его были беззвучны, голова покачивалась почти игриво.
– Стойте спокойно, – приказал старик, едва они шевельнулись. – Я хочу видеть ваши лица.
Дыхание его скрежетало, как нож о точильный камень, он долго вглядывался сначала в одно лицо, потом в другое.
– Ближе! – пророкотал он, прищурясь в темноте. – Подступите ближе – ближе! Мне нужно видеть вас.
– Так зажгите свет, – сказала Молли Грю.
Спокойствие собственного голоса испугало ее гораздо сильнее, чем бешенство старого чародея. «Легко быть храброй ради нее, – подумала она, – но, если я начну храбриться на собственный счет, чем это закончится?»
– Я никогда не зажигаю света, – ответил король. – Что в нем хорошего? – И он отвернулся от них, бормоча: – Одно лицо почти невинно, почти глупо, но глупо недостаточно. Другое похоже на мое, а это может обозначать опасность. Однако все это я увидел еще в воротах – зачем же тогда впустил их? Мабрук прав, я постарел, ополоумел, размяк. И все-таки, глядя в их глаза, я вижу лишь Хаггарда.
Принц Лир нервно дрогнул, когда король направился через тронную залу к леди Амальтее. Она снова смотрела в окно, и король Хаггард успел подойти к ней очень близко, прежде чем она быстро поворотилась и на странный манер наклонила голову.
– Я не трону тебя, – сказал он.
Леди Амальтея застыла.
– Почему ты медлишь у окна? – осведомился король. – На что смотришь?
– На море, – ответила леди Амальтея. Голос ее был
