Но принц преградил ей путь, и она остановилась – с передником, наполненным травами, и с волосами, упавшими на глаза. Принц Лир склонился к ней: повзрослевший на пять драконов, но все еще красивый и глупый. И сказал:
– Ты поешь. Отец поставил тебя на самую тяжкую, какая здесь есть, работу, а ты все равно поешь. Этот замок никогда не слышал пения, не видел котов, не знал запаха вкусной еды. Леди Амальтея – она причина этому и причина того, что я выезжаю утрами на поиски опасных приключений.
– Я всегда была недурной стряпухой, – мирно ответила Молли. – Проживи-ка семнадцать лет в зеленом лесу с Капитаном Капутом и его гоп-компанией…
Но принц Лир продолжал, словно не услышав ее:
– Я хочу служить ей, как ты, помочь найти то, ради чего она сюда пришла. Хочу быть тем, в чем она нуждается сильнее всего. Скажи ей об этом. Скажешь?
Он еще говорил это, а беззвучные шаги уже прозвучали в его глазах, и вздох атласного платья встревожил лицо принца. В двери стояла леди Амальтея.
Месяцы, проведенные в холодных владениях короля Хаггарда, не помутили и не затемнили ее. Зима скорее отточила красоту леди Амальтеи, и ныне она вонзалась в того, кто видел ее, как зазубренная стрела, выдернуть которую невозможно. Белые волосы леди Амальтеи перехватывала синяя лента, платье ее было сиреневым. Сидело оно плоховато. Молли Грю была портнихой посредственной, да и атлас действовал ей на нервы. Впрочем, дурное шитье, холодные камни и запах репы делали леди Амальтею лишь более прелестной. Дождь отсвечивал в ее волосах.
Принц Лир поклонился ей – быстрым, кривым поклоном человека ударенного в живот.
– Моя леди, – пролепетал он, – выходя в такую погоду, вам лучше покрывать голову.
Леди Амальтея присела за стол, маленький палевый кот мгновенно отпрыгнул от нее, торопливо и очень негромко мурлыча. Она протянула к нему руку, но кот, продолжая мурлыкать, ускользнул. Испуганным он не выглядел, однако коснуться своего ржавого меха ей не позволил. Леди Амальтея поманила его, и кот заизвивался всем телом, точно собака, но ближе к ней не подошел.
Принц Лир хрипло сказал:
– Мне пора. В двух днях пути отсюда объявился огр, пожирающий деревенских девиц. Говорят, что убить его может лишь тот, кто владеет Огромной Секирой герцога Олбана. К несчастью, герцог Олбан был съеден одним из первых, – чтобы обхитрить чудище, он переоделся деревенской девицей, – и мало теперь сомнений в том, кто владеет Огромной Секирой. Если я не вернусь, вспоминайте меня. Прощайте.
– Прощай, Ваше Высочество, – ответила Молли.
Принц поклонился еще раз и покинул судомойню, дабы отправиться на подвиг. Оглянулся он всего только раз.
– Ты жестока к нему, – сказала Молли.
Леди Амальтея не взглянула на нее. Она протянула открытую ладонь кривоухому коту, но тот не стронулся с места, хоть и дрожал от желания приблизиться к ней.
– «Жестока»? – спросила она. – Как я могу быть жестокой? Жестокость – это для смертных.
Но следом подняла взгляд, и глаза ее оказались огромными от печали и чего-то очень похожего на усмешку.
– Как и доброта, – добавила она.
Молли Грю занялась котлом, размешивая суп, приправляя его, безмолвно суетясь. А потом негромко заметила:
– Ты могла бы, по крайней мере, сказать ему ласковое слово. Ради тебя он совершает великие подвиги.
– Но какое же слово могу я сказать? – спросила леди Амальтея. – Я не говорю ему ничего, и все-таки он является что ни день с новыми головами, рогами, шкурами и хвостами, новыми заговоренными самоцветами и заколдованным оружием. А что же будет, если я заговорю?
– Он хочет, чтобы ты думала о нем, – ответила Молли. – Рыцарям и принцам ведом только один способ запомниться. Тут нет его вины. По-моему, он справляется очень прилично.
Леди Амальтея вновь обратила взгляд к коту. Длинные пальцы ее покручивали шов атласного платья.
– Нет, ему не мысли мои нужны, – тихо сказала она. – Ему нужна я, так же как Красному Быку, и понимает он не больше Быка. А вот пугает меня сильнее, потому что у него доброе сердце. Нет, я никогда ничего ему не пообещаю.
Бледная метина на ее лбу оставалась невидимой в сумраке судомойни. Леди Амальтея коснулась ее и сразу одернула руку, будто поранившись.
– Конь умер, – сказала она коту. – Я ничего не смогла сделать.
Молли, быстро обернувшись, обняла леди Амальтею рукой за плечи. Тело ее под гладкой тканью было холодным и твердым, как любой из камней в замке короля Хаггарда.
– О моя леди, – прошептала Молли. – Это лишь потому, что ты лишилась твоего настоящего облика. Когда он восстановится, все вернется к тебе – сила, могущество, уверенность в себе. Все вернется.
Если бы ей хватило смелости, она прижала бы девушку к себе и постаралась убаюкать ее, как ребенка. Прежде ей такое и в мысли не приходило.
Но леди Амальтея ответила:
– Чародей дал мне лишь сходство с человеком – внешность, но не дух. Если бы я умерла тогда, то все же осталась бы единорогом. Старый маг узнал меня. Из презрения к Хаггарду он промолчал, но все же узнал.
Волосы ее сами собой выпростались из-под синей ленты и растеклись по шее и плечам. Живость их почти победила кота – он поднял лапку, чтобы поиграть с ними, но все же отвел ее и сел, обвив хвостом передние лапы и странно склонив голову. Глаза его были зеленые, в золотистых точках.
– Впрочем, это было давно, – продолжала девушка. – Ныне нас двое – я и та, другая, которую ты называешь «моя леди». Ибо теперь и она тоже здесь, так же как я, хоть и была сначала лишь накинутым на меня покровом. Она бродит по замку, спит, ест и перебирает собственные мысли. У нее нет силы, чтобы целить или умерять боль, но есть иная магия. Люди обращаются к ней: «леди Амальтея» – и она отвечает им или не отвечает. Король неотрывно следит за нею бледными глазами, гадая, кто она, а сын короля терзается любовью к ней и гадает о том же. И каждый день она озирает море и небо, замок и замковый двор, башни и лицо короля в поисках того, что не всегда может вспомнить. Что это, что она ищет в столь странном месте? Миг назад она знала, да тут же и забыла.
Она вновь повернулась к Молли Грю, и та увидела, что глаза леди Амальтеи – не глаза единорога. Они еще оставались прелестными, но на манер, у которого есть название, – вот как о женщине говорят: красавица. Глубину их можно было измерить и заучить, мера их
