Или не очень.
- А моя-то, - шепотом произнесла девица, раскатывая по прилавку тугую рульку кружева. - Моя-то давече так и сказала... мол, надобно со столицы съезжать, потому как во дворце неладно...
- И что?
Вторая девица щупала сукно, ибо поручено было ей выбрать какое получше, но не слишком дорого: хозяйка намеревалась самолично справить прислуге платье одинаковое, чтоб дом ее выглядел не хуже иных. А то ходят комнатные девки каждая в своем, что уж о горничных говорить.
- И ничего... сынок ейный, сама понимаешь, не больно радый. Невесту себе все искал, примерялся... только кому он нужен, - девица сморщила носик. - Тоже мне, благородный, а сопли рукавом вытирает.
- Разве ж в этом дело?
Шерстяное сукно было отменного качества, тонкое, легкое и цвета красивого, темно-синего, правда, и стоило изрядно: на такое хозяйка точно не согласится.
- Не в этом... только и денег у них кот наплакал. Поместье старое, землица худая, народишко по войне разбежался. Сидят в долгах. Думали, женитьбой дело поправить, да на такого жениха никто и не глядит, - девица взялась за следующую рульку. Кружево ей нравилось, а приказчик, лукаво подмигивавший, и того больше. Правда, не настолько, чтоб о приличиях забыть. - Небось, нам уж сколько не платили...
Она дернула плечиком.
- Вчерась маменьку уговаривал погодить, а она ему, что никак погодить нельзя, что вот-вот смута будет, потому как неможно честным людям змею терпеть.
Приказчик крутанул тугой ус и достал еще кружева.
Купить, может, и не купят, но девка была очень хороша, миловидна, собой кругла... отчего б не порадовать?
- Он у ней все в гусары рвался. Сам махонький, кривенький, а туда же, воевать... так и сказал ей, мол, жизнь отдам за царя-батюшку...
- А она?
- А она его клюкой по хребтине, мол, разве ж это царь, когда он замороченный? Вот придет время, поднимут змеиную кровь на колья, и тогда-то...
Приказчик нахмурился.
Этакие разговоры были... неправильными, более того, отчетливо несло от них крамолой, которая ему в лавке была совершенно без надобности.
...трактир «Три пескаря» славился своею кухней на всю слободу. Умели здесь готовить и пирожки из тонкого полупрозрачного теста, которое на зубах хрустело, а начинка во рту таяла, будто не мясная. И тонкие лепешки с сырною начинкой. И баранину на огне да с травами, и рыбу всяко-разную. Вот и заглядвал люд степенный, купеческий, попробовать ушицы осетровой да белорыбицы, запеченной на огне открытом. Заодно за едою и разговоры велись.
И дела сами собой ладились.
Не иначе, волшебством.
Вот и ныне почтеннейший Кельм Смудсон, которому в Арсиноре случалось бывать не в первый раз, а потому порядки местные были ему распрекрасно знакомы, изволил вкушать горячую разваристую рыбью похлебку. К ней подавали пироги с зайчатиной и кислую капусту, в которой виднелись бубины алой ягоды. Кельм ел и, казалось, всецело был занят исключительно этим, преважнейшим, делом. А потому на человечка, скользнувшего за стол, он глянул пренеодобрительно.
В «Трех пескарях», конечно, не то, что в цивилизованной траттории, и местечковый люд порой вел себя куда как вольно, однако и подобного принято не было.
- Многоуважаемый Кельм Тадеушевич, - гость незваный был невысок, сутуловат и наряжен, пусть в новое, но не самого хорошего качества платье, впрочем, держался он с поразительною наглостью. - У меня к вам наивыгоднейшее предложение.
Пожалуй, если бы не похлебка с пирогами, Кельм качнул бы пальчиком, подзывая вышибалу, да и велел бы избавить себя от ненужного знакомства. В выгодные предложения, поступающие от лиц вида пресомнительного, он не верил. Однако лишь веки смежил, позволяя говорить.
- В скором времени в Арсиноре неспокойно станет, а потому многие мои знакомые ищут человека достойного, однако смелого, способного рискнуть ради немалой выгоды...
Человечек губы облизал и оглянулся.
В «Трех пескарях» было не то, чтобы пусто - заведение по-настоящему пустовало редко - но вот посетители держались друг от друга в стороне, оттого создавалось ощущение уединенности, за которое «Три пескаря» ценили едва ли не больше, нежели за кухню.
- И я слышал про вас много хорошего...
- А я про вас - ничего.
Человечек захихикал подобострастненько и, прижавши мятый картузик к груди, поклонился.
- Антип я, Вирсюков, безгильдийный пока, но увидите...
...безгильдийный, стало быть, почитай, ничейный. Дел серьезных не ведет, а до денег, видать, охоч, только вот, коль исчезнет он с деньгами, Гильдия купеческая почтеннейшая лишь руками разведет: мол, не наш, стало быть и спросу с нас никакого.
Кельм убедился, что дел с господином иметь не желает, однако тот по странности не спешил убираться, принявши молчание за интерес. Потянул с миски пирога и, разломивши пополам, клюнул начинку.
- Понимаете, туточки все еще смуту крепко помнят. Коль полыхнет, подымется народишко бунтовать, то и люди, кто послабше, побегут, что крысы из клятого дома. А уж как побегут, тут-то и ловить надобно. Небось, барахлишко свое с собою не потянут.
Кельм нахмурился.
Про себя.
А собеседнику улыбнулся ласково, рученькой махнул, подзывая полового.
- Водочки нам, - велел он, глядя, как блестят Антипкины глазенки. - И к ней чего-нибудь... для беседы... да чтоб беседовалось хорошо.
Половой лишь кивнул.
И минуты не прошло, как на столе возник графинчик синего стекла - никак, на Неманской мануфактуре новое попридумали, надо будет заглянуть, проверить, чего там учиняют - и блюда, что с пирогами, что с жареными колбасками, посыпанными алою поречкой. Принесли и шанежки, и миски с грибами лесными, что печеными, что солеными.
Антипка лишь сглатывал.
А потому внимания не обратил, что хозяин полез в кошель и долго в нем копался. Мало ли, вдруг да деньгу проверяет. Кельм сдавил бока кристалла, надеясь, что емкости хватит, дабы беседу записать.
Смута стало быть.
Грядет.
Погано... оно-то, конечно, кому война, кому и мать родна, только большей части люда торгового она во вред идет. А Кельм полагал себя человеком не только и не столько рисковым - все ж в Арсинор не всякий норманец торговать решится - но и разумным. Да, со смуты можно неплохо заработать, скупая за бесценок чужое имущество, но дальше-то что?
Разоренные города?
Люд, которому иноземный товар без надобности, ибо кто будет гребней черепаховых искать, с голоду помирая?
Мануфактуры разоренные?
Нет, даром что ли он годами связи налаживал? Сыновей воспитывал, с детьми гильдейных знакомил? Даром что ли, из шкуры вон лез, чтобы своим, если не стать, то хотя бы значится? Вон, и старшему невестушку просватал, за которой поместье дадут, а с ним и долю в новой царской затее, прибыли немалые сулящей?
