Лешек вытащил из секретера лист.
- Не сговоренные... ни к чему нам те, кто обещания легко рвет... разве что сговор распался не менее, нежели за три месяца до... придумаешь, как это красиво подать. Девицы... проверять девичество будет целитель. Пусть напишут большими буквами, дабы скандалов после не вышло...
Она постучала ногточком по расписному блюдцу.
- Что еще... собой хороши, манерам обучены. Норовом мягки... и пусть там уж Митюшенька постарается. У него есть специалисты, которые чего хочешь напишут...
Императрица задумалась.
- А наградой... наградой... скажем, звание первой красавицы Арсийской империи... и в доказательство того - венец драгоценный из моих рук. Той, что второе место - ожерелье... ну и за третье - серьги. Так оно интересней будет... найдете в сокровищнице что-нибудь подходящее. Ах да, и еще напишите, что все три девушки получат место при дворе...
Лешек кивнул.
И кляксу попытался стереть, да не вышло.
- А почерк у тебя по-прежнему отвратительный, - со вздохом констатировала императрица. - И вообще бестолочь ты...
...пусть так. Зато свободная.
Во всяком случае, пока.
Главы 2
Глава 2
Ныне, разложивши снимки по порядку, Лизавета Гнёздина, девица совершенно неприличых для девичьести своей двадцати четырех с половиной лет, благородного сословия, вынуждена была признать, что особенно хорошо вышла задница. Оно, конечно, радости с того немного, поелику цензура заднице, пусть и чиновничьей, и снятой не без толики художественного таланту, не обрадуется. Да и не увидит, ибо Соломон Вихстахович при всей низкости своей натуры, по мнению многих, обусловленной исключительно принадлежностью к подлому сословию, склонности к эпатажу и любви к деньгам, был человеком весьма осторожным. И пусть подцензурному дьяку он исправно кланялся, что окороками, что гусями, что обыкновенными конвертиками, которым дьяк радовался куда больше, нежели окорокам с гусями, однако вот...
Нет.
Не напечатает.
А жаль, ибо задница и вправду хороша. Кругленькая, аккуратная, степенная где-то даже. И выразительности в ней куда поболе, чем в ее, так сказать, обладателе. Вон, даже любовника своего целует с физией преравнодушнейшей, будто не к живому человеку, но к знамени прикладывается.
Лизавета со вздохом убрала снимочек.
Ничего, ей и прочих доволе.
А уж сударю Бжизикову, коллежскому асессору[1], отмеченному двумя медальками и одним орденом, и тем более хватит.
Она разложила снимки.
Вот первый, который публиковали в свадебной газетенке. Не забыть бы на нее сослаться... здесь жених, еще в чинах малых состоящий, хмур и несчастен, а вот невеста прехорошенькая.
...беленькая, кучерявенькая.
Губки бантиком.
Бровки треугольничками. На личике - величайшее удивление, будто бы не в состоянии она была понять, как позволила соединить себя со столь скучным типом.
А вот еще один снимочек, из семейного архива...
...пришлось заплатить горничной целых пять рублей, и эта трата до сих пор отзывалась у Лизаветы болью. Но что поделать, месть - дело дорогое. Да и за статью ей заплатят... заплатят-заплатят, никуда не денутся. А снимочек своих денег стоил.
Сударыня Бжизикова с сыном и супругом, на которого сын похож примерно, как скаковой жеребец на старого осла... зато весьма похож на троюродного братца Бжизиковой, человека подлого сословия и невысоких моральных качеств. Подвизался он в личных помощниках некой состоятельной вдовы, за что имел неплохой оклад, который с легкостью спускал за игорным столом.
...мальчик взял от него огромные очи весьма характерного разрезу и пепельный оттенок волосы.
Лизавета почесала пером кончик носа.
Писать?
Или сами догадаются? Нет, навряд ли... уж сколько она работает, успела усвоить, что, может, кто и догадается, да вовсе не о том, о чем следовало. Стало быть легонько, намеком-с... и снимок счастливого семейства, дабы каждый имел возможность убедиться, что Бжизиков-младший - истинно копия своего отца. Да не того, с которым матушка венчана.
Сделалась немного совестно, все ж вьюноше всего-то пятнадцать...
...но совесть привычно утихла, стоило напомнить, что Марьяшка с Ульянкой и помладше будут. Их-то, небось, не пожалели.
Гнев нахлынул.
И сгинул.
Дальше что? Тайное любовное гнездышко, снятое в доходном доме некой вдовы Путетиной... снимок оного дома... в нем, подсказывало чутье, скрывалось немало тайн. Но другие Лизавете были без надобности. Во всяком случае пока.
...молодой человек, выходящий из кареты. И многоуважаемый чиновник, не удержавшийся, прикоснувшийся губами к розовенькой щечке.
Этот снимок и сам по себе скандальным вышел.
А дальше...
...вдова Путетина отличалась на редкость вздорным нравом, а еще была скупа и подловата, но при всем том искренне удивлялась, отчего ж в доме ее не задерживается прислуга. Сама Лизавета с трудом две недельки вынесла...
...пока выяснила.
...пока ключики подобрала...
...пока кристаллы установила, чтоб вокруг кровати. Ее тоже сняла, отдельно, так сказать, позволяя читателям оценить всю роскошь этого огроменного деревянного чудовища, под бархатный покров убранного.
Она вздохнула.
И вывела следующую строку... ах, до чего кстати пришлась обличительная речь, зачитанная Бжизиковым при открытии новой гимназии. Мол, надобно поддерживать старинные устои и семейные ценности, а не разлагаться морально...
...хорошо, не поленилась, записала пару цитат.
Лизавета была девушкой престарательной. Да и памятью обладала хорошей.
...первый поцелуй, совершенно не допускающий иного толкования. И любовник Бжизикова выглядит просто-таки неприлично юным, хотя ему, Антошке Свердюкову, некогда помощнику приказчика в лавке свейского купца, давно уже исполнилось двадцать годочков.
И в любовники он пошел отнюдь не по принуждению.
...но людям того знать не надобно.
И Лизавета выбрала еще один снимок. Почти приличный, этот, пожалуй, и пропустят. А задница... задница пусть будет, на случай, так сказать, суда, про который ее клиенты кричать горазды.
Да и вообще...
...пригодится.
Она вздохнула, отложила перо. Перечитала статейку, которая получилась весьма неплохой, хотя Соломон Вихстахович вновь ворчать станет, что эмоциональности маловато и все поправит. Но... то уже его заботы. Лизавета же сыпанула на бумагу пером и, дождавшись, когда чернила высохнут, сложила их в обыкновенный почтовый конверт.
Его убрала в сумку.
Вот так... до встречи с главным редактором и владельцем премерзкой с точки зрения людей приличных газетенки «Сплетникъ» оставалось два часа.
Она все успела.
И это хорошо... Лизавета закрыла глаза: в ее списке осталось лишь два имени. А потом... она не слишком представляла, что делать дальше, но не сомневалась: что-нибудь да придумает.
Соломон Вихстахович был человеком опытным. Батюшка его, переживший три погрома и одну революцию, частенько повторял:
- Тише живешь, дольше проживешь...
И во всем следовал собственной заповеди, которая, правда, не спасла, когда охочая до крови толпа добралась до кривобокого домишки, где обретался уездный целитель с семейством.
...матушка, чудом уцелевшая, прожила недолго. А оставшись один, Соломон принял непростое решение. Он продал родительский дом, за смешную, к слову, сумму, ибо в городке их понимали положение, в котором оказался шестнадцатилетний юноша, и пользовались оным беззастенчиво. Соломон отправился в столицу, где и начал новую, весьма и
