- Мы договор подписали, - Таровицкая сорвала розу и понюхала ее осторожно так, будто и от цветка ожидая подвоха. - А с ним, полагаю, и согласие дали... на многое. Там некоторые формулировки были на редкость расплывчаты. Я папеньке говорила...
Лизавета подавила то ли вздох, то ли зевок. Она договор и не читала-то толком, а уж то, каким языком оные договора писались, и вовсе беда. Он ей казался куда сложнее, что латыни, что древнегреческого.
- Но зачем?
- Полагаю, цель двойная, - Одовецкая, воровато оглядевшись, стянула туфли и чулки. И босые узкие ступни ее оказались пятнисто-загорелыми. - Во-первых, понять, насколько мы к воздействию устойчивы... оно же слабеньким было, достаточно силы воли, чтобы противостоять.
И булавки.
Одовецкая топталась по траве и выражение лица ее было презадумчивым.
- А во-вторых?
- Во-вторых..., - ответила почему-то Таровицкая, - той, которая победит, придется присутствовать на многих официальных мероприятиях. И поверь, часто они, мало что тянутся часами, так еще и выдержки изрядной требуют. Попробуй на коронном приеме придремать или присесть...
Ага.
То есть... почему-то Лизавете конкурс красоты немного иным представлялся.
- Мне другое интересно. Куда +++ подевалась? - Таровицкая уронила розу. - И мне кажется, что тут происходит что-то на редкость поганое... папенька куда-то исчез...
- А мне бабушка предложила уехать, - то ли пожаловалась, то ли просто в известность поставила Одовецкая. - Только я в монастырь не хочу... тоска там смертная. Они, конечно, многое знают, монахини, но... все равно тоска... или книги читать, или врачевать, или в огороде работать...
Княжна и в огороде?
Как-то оно одно с другим не стыковалось.
- Тогда оставайся.
- Останусь, куда я денусь, - она вздохнула и пошевелила пальцами на ногах. - К слову, премного рекомендую. Ходить босиком - весьма полезно для здоровья.
Комната, которую отвели покойной, ничем-то не выделялась среди прочих. Была она невелика, из тех покоев, что предоставляются людям случайным, не имеющим при дворе особого веса. Стены, отделанные розовым штофом. Пара картин. Кровать, которую то ли убрали, то ли прилечь в нее не успели.
Пахло здесь розами.
И букет их тихо увядал на столе. Цветы явно были срезаны несколько дней тому и, несмотря на заклятье, успели утратить былую свежесть. Бутоны скукожились, лепестки потемнели, облетели на столешницу. А вот карточка обнаружилась под вазой.
«Моему сердцу, Н.»
И писано, что характерно, почерком презнакомым. Димитрий с трудом удержался, чтобы не выругаться. Он определенно не отправлял роз девицам, тем более несвежих, но вот что неизвестный забрал себе не только чужое имя, но и почерк, злило.
Не то, чтобы скопировать не могли... могли, изъять какое-никакое письмецо, из тех, которые приходится писать лично, несложно. Подделать... всяких умельцев в мире довольно. Но уже то, что убийца в принципе соизволил возиться с подделкою, навевало на редкость поганые мысли.
А что если...
Письмецо не одно? Это так, то ли брошенное, то ли позабытое, то ли оставленное нарочно, чтобы подразнить. А вот вдруг отыщется другое, скажем, адресованное покойной? А в нем душевные признания, которые поди-ка опровергни... или просьба о встрече...
...после которой девицы не стало.
Погано.
Еще как погано...
Димитрий записочку убрал в карман. И огляделся. Что он о девице узнал? Романтична и замкнута? Подружек, с которыми можно было бы фантазиями поделиться, нету. Матушке тоже писать стала мало, а значит... значит, надобно дневник искать.
И где?
Он приподнял перину.
Заглянул в шкаф, где отыскалось с полдюжины нарядов, пусть не роскошных, но вполне себе приличного образа. Пересчитал туфли. Пересмотрел чулки и белье, чувствуя некоторое смущение, впрочем, его Димитрий поборол быстро.
После посмущается.
Дневник обнаружился в ящике стола. Пухлая тетрадочка, изрисованная розами и соловьем. Рисунок, стоило признать, был исполнен весьма талантливо. А вот почерк у девицы оказался преужаснейшим. Махонькие и какие-то кучерявые буквочки жались друг другу, сплетаясь в бисерные словечки.
...маменька затеяла пироги печь, не понимая, что мучное ведет к застою желчи, который в свою очередь дурно сказывается на движениях тонкого тела...
...Арина сказала, что давече гадали на жениха, повесивши кольцо на волосе. И ей выпало скоро замуж идти. Какая же нелепость! Ей и двенадцати нет, а уже о замужестве думает и о богатстве, не понимая, что главное в браке - любовь.
Димитрий перелистнул страницу.
Это про жизнь в поместье... и снова... романтические вздохи и жалобы, что никто не разделяет чувств несчастной. Маменька занята, папенька весь в птицах... соседи глупы, а их сыновья черствы и думать горазды лишь о вещах глубоко приземленных. А она знать не желает, сколько надобно заплатить, чтобы почистить пруды и завести в них карпов.
И будет ли с того прибыток.
...дальше.
Чужая жизнь, откровенная, порой неприлично откровенная, пролетала перед глазами, не вызывая ничего, пожалуй, кроме раздражения: зачем он вовсе копается в мелких этих страстишках.
...мечты о поцелуе.
И о супруге, которого она полюбит - как иначе-то - всей душой. И он ее всенепременно тоже полюбит. Будет носить на руках и читать стихи.
Всенепременно тонкие.
А еще они будут встречать рассветы и провожать закаты, рассуждая о красоте природы, о мире и...
...столица.
Надежда, вспыхнувшая в груди: папенька не откажет... конечно, не откажет... если маменька согласится. Но для нее надобно аргументы найти. К примеру, о замужестве, которого маменька так жаждет. И сама Агрофена не против, но за кого...
...в столице кавалеры иные.
Тонко чувствующие и с манерами, они, небось, носы не вытирают рукавами.
Тут Димитрий мог бы и возразить, но кому? А главное, зачем?
...впечатления о поездке, которых хватило на пять страниц. И восторг, и опасения, что своей провинциальностью она отпугнет грядущую любовь.
Дворец...
...с этого момента Димитрий читал внимательно, правда, порой матерился сквозь зубы, когда восторгов или же, напротив, жалоб становилось чересчур уж много.
Она рассчитывала блистать.
А вот блистающих оказалось больше сотни. И родовитых. И именитых. И с манерами. И с образованием, не чета домашнему...
...не удивительно, что раненая собственными надеждами, Агрофена не сумела найти подруг. Напротив, она с каким-то упоительным азартом выискивала в других конкурсантках недостатки.
У кого нос великоват.
У кого лодыжки неприлично грубы, что явно свидетельствует о присутствии крови обыкновенной. Кто болтлив. Кто глуп...
...впору досье составлять, надобно будет передать дневник, пусть отработают профили.
А вот о любви ни слова...
...первый конкурс и злость, которую Агрофена выплеснула в ядовитых словах. Как же, ее композиция, должная поразить своей смелостью и свободой творческого выражения, удостоилась лишь сдержанной похвалы.
Она так старалась.
Так...
А ее не заметили. И более того, высочайшее одобрение заслужила...
...помним, рыжая.
Димитрий
