- Я эти стены ненавижу...
- Другие найдем, - миролюбиво предложил Димитрий.
По-хорошему следовало бы отвезти старуху в допросную, а то и вовсе запереть в подвалах, доложившись императору. Пусть он ее спрашивает, только с нее станется играть в несчастную, ума лишившуюся, а таких не судят.
Он опустился на грязноватую лавку и развернул кресло, чтобы видеть лицо.
Из некрасивой женщины и старуха вышла так себе. Потемневшая кожа обтягивала нижнюю челюсть, на щеках собираясь мелкими складочками. Она сползала со лба, нависая над глазами, и казалось, что того и гляди скроет эти самые глаза, лишивши старуху зрения.
- Не нравлюсь? - а вот зубы сохранились все, белые, прямые...
- Фарфор? - Димитрий постучал по собственному клыку. - Уж больно хороши...
- Самый умный?
Старуха обиделась.
- Да нет... но просто любопытно, кто делал. Уж больно мастерская работа...
- Затокин, - не стала скрывать она. - Когда-то мы друг другу весьма симпатизировали. Ему на редкость не повезло с женой.
- Почему это?
Она привстала, опираясь на подлокотник кресла, махнула рукой, требуя помочь немедля. И во всей ее фигуре ныне проступила эта давешняя привычка приказывать.
- Она всегда была на редкость занудным созданием... как же... целительница урожденная, древней фамилии... а он простого рода. Ему поддержка требовалась, которую он и получил. Что до остального... не ей с его характером справляться. Корова, даром, что хороших кровей.
Старуха хохотнула неожиданно баском.
- Что вы на меня глядите этак, с укором? Говорю же, мы были когда-то в близких отношениях. А многие мужчины почему-то обожают любовницам на жен жаловаться.
- Значит, любовник?
- Завидуете?
- Кому? - уточнил Димитрий, помогая старухе устроиться в беседке. Здесь было сыровато, гниловато и неуютно.
- Не важно... со стороны их брак казался вполне себе светским. Жена сидит в поместье, муж делает карьеру...
- Не думаю, что это важно...
- Отчего же... вы знаете, что мятеж вспыхнул не из-за голода, как ныне полагают, а из-за черной лихорадки. Нижний город, где селится всякий человеческий мусор. Затокин частенько в нем бывал, говорил, что только там можно найти что-то по-настоящему интересное. К слову, он весьма сочувствовал революционерам...
- Ему это не помогло, - в душе появилось нехорошее такое предчувствие.
- Не все братья знали о роли, которую сыграл Затокин, да и... не они его убили.
- А кто?
- Таровицкий. Впрочем, вряд ли он знал правду, иначе не посмел бы... Затокину можно сказать повезло... никто так и не понял, что он сделал.
- И что же?
От него ждали вопроса, и Димитрий не стал обманывать ожидания.
- Вы ведь задаетесь вопросом... во всяком случае, должны бы... почему несколько немалой силы магов позволили просто взять и убить себя? Почему они не защищались? Не потому ли, что не могли?
Сердце екнуло.
Так... просто.
Затокин, которого полагали погибшим вместе с высочайшей семьей... придворный лекарь, человек доверенный... тот, на кого не подумают.
- Верно, - Брасова тоненько хихикнула. - Он знал, к чему идет, и хотел занять в новом мире достойное место... да и умирать... кому охота, когда вся жизнь впереди? А уж смешать кое-какие травы... он многое знал, милейший Затокин. Полагаю, он самолично напоил их тем треклятым зельем, которое разум дурманит, а силу... ее ведь тоже не так уж сложно запереть.
...и никто бы не подумал.
Никто... ничего не успел понять.
А старуха засмеялась.
- Знаете, на пороге смерти многое из того, что недавно еще казалось важным, напрочь утратило хоть какой-то смысл. Вот мы с вами беседуем, а завтра я умру. Или послезавтра. Или... и никто не способен отсрочить этот миг... вот она, настоящая справедливость... а я ведь хотела немногого. Просто жить... сорвите мне розу, окажите любезность... к слову, именно Затокин и познакомил меня с Мишенькой.
Глава 14
Глава 14
...она всегда знала, что отличается от прочих.
Сестры?
Матушкина радость. Тихи. Скромны. И косы укладывают бубликами, отчего обретают неявное сходство с овцами. Овцами они и были, покорными родительской воле и мужниным желаниям, не способными на самое малое слабое движение души.
А вот Наташенька...
...она от рождения горела. Она чувствовала в себе истинное пламя, которое рвалось, требовало выхода, и матушка плакала. А старуха, которую Наталья почитала за приживалку, сказала:
- Никшни, радуйся, кровь-таки очнулась.
Старуха была из древнего рода, впрочем, древность не удержала ее от глупости. Некогда в годы молодые она сбежала от найденного папенькой жениха, чтобы обвенчаться с подпоручиком. Тот был хорош, правда, как после выяснилось, красота да удаль показная являлись единственными его достоиствами, но... папенька принимать блудную дочь отказался наотрез.
Приданое тоже выплатил в урезанном размере.
А внуков своих и вовсе в родовую книгу вносить не стал, будто их и не было. Может, не простил, а может, просто видел, что внуки эти пошли в треклятого подпоручика, собою хороши, но пусты и безголовы. Она жила, тихо, исподволь управляя разросшеюся семьей, не позволяя той вовсе разориться, пока не появилась Наталья.
Старуха сказала матушке:
- Отстань от девки. Хоть кто-то тут не с жидкою кровью...
А когда сама Наташенька попыталась использовать проснувшийся дар, чтобы заставить надоедливую гувернантку на колени встать, попросту перетянула клюкой поперек спины.
- Не дури, - велела старуха, и голос ее был таков, что Наталья разом утратила способность управлять своим телом. Она по-прежнему ощущала и руки, и ноги, и зудящую пятку, которая сводила с ума, но вот пошевелиться... - Сила дана не для глупостей.
Плакать и то не получалось, хотя старуха не жаловала слез.
- И если у тебя не хватит ума понять сие, то я просто перекрою ее...
Внутри что-то сжалось, и Наталья поняла: в старухиной воле сделать так, как она говорит. Взять и оборвать тонкую пока ниточку...
- Страшно? - старуха заглянула в глаза. - А то... думаешь, ей не было бы страшно? Или другому кому?
- И пускай! - страх вернул голос.
А может, ему лишь позволили вернуться.
И старуха тюкнула клюкой по лбу, не сильно, но очень обидно.
- Пускай? - хрипловато переспросила она. - Так-то оно так... только люди со страху порой страшные вещи же творят. Оно как выходит? Чего не понимают, того и боятся, а чего боятся, того и изничтожить спешат. Вот придушат ночью, будешь тогда знать...
И вновь Наташа поверила.
И даже несколько ночей не спала, ждала, когда скрипнет, приоткрываясь, дверь, впустит гувернантку давешнюю с подушкой вместе...
...глупости.
Тогда, в детстве, тени казались глубже, а люди - проще.
Старуха учила.
Не спеша, не особо считаясь с собственными желаниями Натальи, не говоря уже о матушкиных стремлениях... та старуху опасалась, правда, о страхе своем вслух не говорила, старалась держаться с должным почтением, тем паче, что именно бабка семейными делами
