- И как? Отписал?
- Да. Незадолго до того... несчастья, - княгиня решительно переступила через трещину. - Я получила весьма странное письмо. Он извинялся, что тревожит, однако... он писал, что в семье царят мир и благополучие, что Тихомир любит жену и во всем с ней соглашается, а она всецело поддерживает его в его устремлениях... и что именно это его и беспокоит. Он просил о встрече, и я собиралась отбыть, но...
- Встреча не состоялась?
- Он погиб при том пожаре. Поэтому, Сашенька, мне немного осталось... и будь так добр... спроси Таровицких. Я не желаю уходить в незнании. А правда... она порой крайне неприглядна, мне ли не знать. Однако без нее хуже... куда как хуже...
Глава 22
Глава 22
...гудели колокола, сзывая честный люд на площадь. Тополиный пух кружил, будто снег, и небо было ясным. Блестело солнышко, щедро делилось светом, и солнечные зайчики скакали по крышам, по стенам, заглядывали за стекла.
Праздник.
На площади уже разложили костры, огородив коваными заборами, чтобы любопытный люд не поранился в толкотне. И люди в разноцветных камзолах суетились, устанавливая вертела. На одних, огромных, как вдесятером поднять, уже виднелись огромные бычьи туши, обмазанные травами и жиром, на других исходили паром свиньи и бараны.
Была и птица.
И мелкая дичь.
Знающие люди сказывали, что будто бы даже соловьиные язычки давать будут, но не более, чем по три на руки, а потому надобно в очередь становиться, ибо язычков мало и всем не хватит. Открывались бражные ряды, строились кружки разные, что огроменные заздравницы, что вовсе махонькие шкалики, которые в народе прозвали дамскими.
Скоро уже выкатят бочки.
Повернут краны, и зазмеятся по площади очереди людей, от благочинности далеких. Мало, что выпивка дармовая, так еще от самого цесаревича. Пусть и сказывали, будто дурачок он, так разве ж это главное? Для царя солидность куда важнее, что до ума, то, небось, у бояр его целая палата.
А то и две.
- Слышь, - юркий мужичонка, крутившийся подле подводы с винными бочонками замер, прислушиваясь к чему-то своему. Напарник его, высокий, леноватый и сонный даже теперь, лишь потянулся. - Сходи-ка к Тарасу.
- На кой?
Человечек с заячьею губой, и сам-то на зайца похожий дернулся.
- За надобностью.
- Какой?
- Скажи, что у нас тут колесо клинит...
- Какое? - светловолосый мужик потянулся и лениво сполз с подводы. Обошел кругом. Пожал плечами...
- Огниво попроси...
- У меня есть.
- Тогда табаку!
- И он есть. Давече прикупил. Ох и ядреный, - светловолосый потрогал бочку, которую надлежало перекинуть на настил, а оттуда уже и выкатить к винному ряду. - Бери.
Мелкий застыл, только нос его подергивался. Сам он покраснел, надулся, того и гляди треснет, из приоткрытого рта вырвалось шипение.
- Может, - ему-таки удалось взять себя в руки. - Может, ты погулять хочешь? А то я пригляжу...
- Чего я тут не бачимши? - удивился напарник. - Не, Ефимка, работать надыть, а то ж зобачат, так и кричать станут...
- Не зобачат, - Ефимка подобрался. - А ты сходи, прикупи там Настасье платка какого или пряников. Бабы пряники любят. А то ж народишко скоро набежит, не дотолкнешься, если и захочешь. Не, Никлошка, если и идти, то тепериче... потом, сам знаешь, напьются... куда там торговать. А завтрева с утречка обратно.
Никлуша поскреб волосы.
- Слухай, слухай, - Ефимка, почуявши, что напарник близок к заветной мысли, приободрился. - Я ж дурного не посоветую. Вот сам подумай, возвернешься ты завтрева. Чего твоя Настасья спросит? Был на ярмарке праздничной? Был. А привез чего? Ничего... вот тут-то она и заведется... бабы, они такие, чуть чего не по ним, разом станут... опять в сарай погонит.
Никлуша тяжко вздохнул.
Что и говорить, норов у Настасьи был тяжелым, а рука и того паче...
- Так это... - уходить было совестно, Ефимка-то человек новый, пришел заместо Скарыжника, с которым Никлуша уж который год до Арсинора ходил. Но вздумалось же старому приятелю заболеть не ко времени, а заказ хороший, золотом платить обещали, и терять не хотелось, небось, за рубли прогулянные Настасья куда как крепче осерчает, чем за пряники. Ефимка же...
Хитрый он.
Юркий.
Что крысюк.
- Не, - покачал головой Никлуша, примеряясь к первой бочке. - Сперва дело.
Это в него батька крепко вбил, розог не жалеючи. Платок платком, а бочки... промедлишь - осерчают... не бочки, люди, которые их ждут. Вона, другие подводы уже пусты наполовину, а Никлушина груженая.
- Сам виноват, - с неожиданной злостью прошипел Ефимка, и в бок вдруг кольнуло. Легонько так, будто овод прижалил. Никлуша и сам не понял, с чего вдруг крутанулось небо, поднялась земля навстречу. А бочка из рук выскользнула ужом.
Ефимка же огляделся и, заприметив человечка в целом неприметного, но за какой-то непонятною надобностью уставившегося на Ефимку, прошипел:
- Не видишь? Перебрал человек... праздник ныне... тезо.. тезо... именинства, во! - он с неожиданною для хилого тельца его оттащил Никлушу под подводу, уложил и даже рогожкою прикрыл, заботу проявляя.
Зла обозчику, медлительному и на Ефимкин взгляд изрядно туповатому, он не желал. Пройдет пару часов, и очуняет... оно-то было бы верней, если б... но не велено.
Магики, чтоб их...
Ефимка вскарабкался на подводу и, приникнув к верхней бочке, погладил шершавый бок ее. Вот ведь... хорошее вино портить. А в том, что штука, ему врученная, ничего хорошего не делает, он был уверен. Но... платили изрядно, а кто Ефимка такой, чтоб от денег отказываться?
Он приспособил коробочку сбоку и надавил, как учили.
Что-то звякнуло, но и только.
Вторая.
Третья... четвертая и пятая... бочек на подводе было две дюжины, и Ефимка здорово опасался, что не успеет. Нет бы ночью, когда честные люди спят, он бы скоренько управился и сгинул бы, будто бы его и не было никогда. Ан нет, заказчик точные инструкции оставил.
А Ефимке теперь майся.
Того самого неприметного человека он заметил, когда обрабатывал предпоследнюю бочку. Тот, присевши на корточки, разглядывал спящего Никлушу.
- Эй, тебе чего? - коробочка едва не выпала из Ефимкиных рук. - Ходь отсюдова, пока я охрану не кликнул...
Человек неспеша поднялся, потянулся.
И сказал:
- Это хорошо, что ты кровью мараться не стал. Это даже замечательно... меньше срок выйдет.
- К-какой...
Ефимка уже понял, что попался. И билась мыслишка, что,
