Самое странное, что я побаивалась Настю, но при этом не могла назвать своим врагом. Наоборот, она старалась поддержать и помочь в меру своих сил с того момента, как я стала главной ведьмой дома Вороновых. Последней ведьмой своего рода…
Как бы там ни было, но Пчелова — единственная, кто, видя холодность Стеллы ко мне, не бросался клевать, как остальная стая. Другие ведьмы из первейших семейств кардинально поменяли отношение после гибели моей матери. Толком не зная, почему я попала в немилость Волковой, они не стеснялись показать свое пренебрежение.
Впрочем, их можно понять: практически без магии, без родственников за спиной, без покровительства Стеллы я была никем. И только Герман, молодой, но при этом пользующийся авторитетом за свое новаторство охотник, удерживал их от откровенной травли. Но так было среди первых ведьмовских семейств, для остальных в Темных Водах я оставалась по-прежнему той, кому следовало завидовать. Видит Всевышний, я бы поменялась местами с любой женщиной городка, лишь бы она была вправе покинуть его.
Жаль, нельзя это сделать с той же Пчеловой — уверена, она сошла бы с ума от счастья.
Начав взвешивать травы, вспомнила, что забыла спросить данные секретаря.
— Заполни анкету, пожалуйста.
Захватив стандартный опросник со стола Насти, передала его притихшей Алине.
— Ника, пока она пишет, иди сюда, я тебе кофе налью, — предложила хозяйка лаборатории, зазывая к буфетному столику в углу. — У меня и тортик есть такой, как ты любишь.
Под белым халатом на Пчеловой оказалось короткое голубое платье из шифона. Еще бы крылышки — и задорная миниатюрная фея готова.
Размешав сахар (пить что-либо из рук даже доброжелательной ведьмы, не проверяя это заклинанием, я не собиралась, а проверить сейчас — значит обидеть), приготовилась к нелегкому разговору. То, что он будет, говорил горящий азартом взгляд Насти.
И я не ошиблась.
— Герман с ребятами вернулись раньше? — как бы невзначай поинтересовалась она.
А у самой пальцы нетерпеливо крутили десертную ложечку.
— Нет, они продолжают идти по следу одержимого. Просто Герман был рядом, заскочил домой, чтобы обновить аптечку.
Я через силу улыбнулась. Хочется отбрить, сказав, что это не ее дело, но ссориться с ведьмой специально — последнее, на что я пойду.
— Понятно. — Настя резко воткнула в торт ложку, словно она была ножом, а десерт — чьим-то сердцем. — Заскочил за аптечкой, убив бездну времени… Как это мило.
— Но ведь он домой заглянул, не куда-нибудь, — возразила я, — а к себе.
— Угу, соскучился по родному дому.
Настя отковырнула кусочек десерта, с неприятным звуком царапая тарелку.
И смешно, и грустно, и немного страшно. А ну как сбрендит ведьма от ревности? Если за домом объекта своей страсти умудряется как-то следить круглосуточно, то можно ждать, что мания будет прогрессировать. Однажды Вика со смехом рассказывала, что Пчелова, изливая ей душу, призналась, что мечтает о способности демона пожирать личность человека. Умей она так делать, с удовольствием стала бы той, кем грезил Герман… А учитывая то, что в тот момент он уже бредил мной, впору опасаться подобных идей и тех, в чьей голове они возникают.
Нет, я все-таки боюсь ее больше, чем сочувствую.
— Вероника, я закончила, — сообщила Алина, быстро справившись с десятью пунктами опросника.
Вернулась к составлению зелья я с облегчением — мрачная воздыхательница Германа расстраивала до глубины души. Каждый раз при виде ее печальной мины у меня возникало ощущение, что я лишняя, что не будь меня, охотник смог бы ответить на чувства Насти, влюбленной в него еще со школьной скамьи.
Ингредиенты для приворота красивы и ароматны: нежно-фиолетовый иван-чай; лиловая лаванда; словно взбитый крем, лепестки лилии; блестящие черные стручки изумительно пахнущей ванили… Вскипятить воду, осторожно добавить отмеренное по формуле количество трав и варить на медленном огне, помешивая напиток по часовой стрелке, ровно пять минут. Сняв, сразу произнести слова заклинания: «От мысли к сердцу. Мои мысли твое сердце открывают, грезами наполняя. Мои мысли — твоя жажда…» Когда в жидкости замерцают фиолетовые искорки, перелить в керамическую емкость и поставить на час в темное место. Безадресный краткосрочный приворот готов.
Закончив с зельем, быстро убрала за собой, вернув оставшееся сырье в холодильник и шкафы.
— Алина, мы можем идти, — сообщила задумавшейся девушке и уже для хозяйки лаборатории добавила: — Настя, спасибо тебе большое.
Ведьма хмыкнула:
— Учитывая, что это как бы твое здание, могла не благодарить.
— Вот именно — как бы…
В любой момент меня могли лишить и этого. Отец с братьями, после того как отказалась переходить в их общину, почти не общались со мной. Выходит, что только Герман — мое единственное спасение от своей матери.
И у меня, и у Насти пиликнули телефоны, сообщая о новых смс.
— Сбор первейших, — мрачно прочитала Пчелова два слова.
Идентичное послание пришло и мне. Эх, зря я надеялась, что несколько дней не буду видеть Стеллу!..
— Ника, я на машине, тебя подвезти?
Явиться на встречу не одной? Да это же удача! Если придем первые, Стелла не станет цепляться ко мне при посторонних.
— Не откажусь.
— Вероника, вы уже не вернетесь в центр? — огорчилась Алина.
— Я постараюсь, но не обещаю.
— А как же встреча с замом тепличников?
Много редких тропических растений медцентр начал выращивать сам в суперсовременных теплицах, что существенно сократило расходы общины.
— Извинись и перенеси на завтра.
— Хорошо, — кивнула Алина напоследок пожелала: — Удачи вам!
Что ж, она никогда не помешает.
Шли к стоянке в молчании, а когда выезжали с нее, Анастасия огорошила новостью:
— Слышала, что Лисицыну домой отпустили?
Вера Лисицына, близнец казненной после прорыва ведьмы, плохо перенесла потерю сестры. Сошла с ума или была близка к тому, что для одаренных опасно, как и для окружающих их людей. И почти восемь лет после того черного дня провела в лечебницах и специальных санаториях.
— Нет, не слышала. Она восстановилась?
— Какое там… временное затишье, — вздохнула Настя. — Ее мать говорит, что Вера только на успокаивающих травах и держится.
— Жаль ее.
Собеседница бросила на меня быстрый взгляд, в котором я с легкостью прочитала совет жалеть себя.
Прорыв, случившийся восемь лет назад, ударил по многим. И странное дело, я порой завидовала погибшим тогда ведьмакам и брошенным в озеро ведьмам. Искалеченным, но выжившим, сложнее — оставалась надежда на исцеление, которая мучила ежедневно, ежеминутно, не давая продыху. Ненавижу надежду! Она заставляет жить иллюзиями, а когда они развеиваются, делается очень больно. И если, кроме надежды, больше ничего нет, становится незачем жить. Виктория
