Это небо и земля.
Не могу поверить, что я уже на шестом месяце и вынашиваю девочку. Надеюсь, что это станет началом перемен в мире, и у тебя будет счастливое и достойное будущее.
Я уже так сильно тебя люблю и делаю все, что в моих силах, чтобы ты появилась на свет живой и здоровой.
С любовью,
Твоя мама. Целую.Эту историю я уже слышала не раз, но намного приятнее читать ее в изложении моей мамы. Ее рассказ трогательный и в то же время забавный. Интересно, делилась бы она со мной этими воспоминаниями в каждый день рождения, если бы мы до сих пор были вместе? Рассказывала бы о том, что даже не догадывалась о своей беременности? Заставляла бы меня смеяться, описывая неуклюжую реакцию врача УЗИ? Помогла бы она преодолеть пропасть между мной и Вивиан? Мама, кажется, радовалась ее поддержке, даже благодарила. На нее как будто и не давил груз всеобщих ожиданий. Нет, в ее словах звучит счастье матери, взволнованно ожидающей появления на свет ее ребенка. Еще одного ребенка, которого ей не суждено вырастить самой, как она мечтала.
Я закрываю тетрадь.
На сегодня достаточно.
18
Брэм
Я чувствую себя лучше, но меня пока отстранили от пилотирования Холли. Трехдневное пребывание в том закутке в недрах Купола больше напоминало тюремное заточение, чем восстановление после травмы. Думаю, это и есть тюрьма, куда меня отправили, чтобы заставить молчать, чтобы защитить отца. Если бы я находился в медицинском отделении, это вызвало бы слишком много подозрений. Матери – самый безопасный вариант. Пусть нарушение протокола, но зато они не задают вопросов.
Я рад вернуться в общежитие, к Хартману.
– Чувак, это полный отстой. Они не выпускали меня из общаги, – жалуется Хартман. – Целых три дня! – Я ему не сочувствую, и он это замечает.
Я показываю ему красную отметину на лбу – память о бойне, устроенной отцом. Стараниями матери Кади теперь это едва заметный шрам. Конечно, если бы меня отправили к медикам, от раны не осталось бы и следа – технологии у них ого-го! – но я никогда не стеснялся шрамов. Шершавыми пальцами я поглаживаю бледную бугристую кожу на тыльной стороне левой руки.
Мне снова десять лет, и отец лупит меня по костяшкам. Мои слезы его не останавливают.
– Ты не должен рассказывать Еве о себе, – рычит он сквозь стиснутые зубы. – Ты не Брэм, когда ты с ней. Ты не мой сын, когда ты с ней.
Ты не мой сын.
Ты не мой сын.
Я потираю руку. Ева – не единственная, кому шрамы напоминают об отце.
– Черт возьми, в этот раз он здорово тебя приложил, Брэм, – говорит Хартман, понижая голос.
– Боль всегда одинаковая. – Я пожимаю плечами.
Кто-то просовывает под дверь лист бумаги.
Мы с Хартманом переглядываемся. Задание? Неужели нам наконец-то разрешат вернуться к работе?
– Брифинг, сегодня в 19:00. – Хартман читает скупую строчку, напечатанную на бумаге. Он смотрит на меня и улыбается. – Кажется, мы снова в деле!
Комната для совещаний наполнена возбужденным шепотом, как это обычно бывает после любого форс-мажора в Башне. Наше с Хартманом таинственное трехдневное отсутствие не остается незамеченным.
– Эй, Брэм, я прочитал стенограмму твоего последнего сеанса, – прорывается сквозь шум голос Джексона. – Еще немного – и ты перешел бы черту, не так ли?
Я не собираюсь отвечать ему.
– И что это за черта? – вступается за меня Хартман.
Ну все, начинается.
– Он начал обсуждать ее родителей. Своих родителей. По мне, так это звучало очень реально, – говорит Джексон, ковыряя зубочисткой во рту.
– Кому какое дело, что думаешь ты, Джексон? – Хартман подливает масла в огонь. – Будьте осторожны. Это все, что я хотел сказать, – предупреждает Джексон, даже не глядя в нашу сторону.
– Так ты теперь заботишься о нас, Джексон? – саркастически замечает Хартман.
– Послушай, я не знаю, где вы оба скрывались последние несколько дней, но думаю, это как-то связано с прошлым сеансом. Такое вопиющее нарушение протокола никому не сходит с рук. Наказание неизбежно. Ходят слухи, что тебя заперли в какой-то палате для психиатрического лечения, Брэм. Это правда? Исповедался о своих сложных отношениях? – с издевкой спрашивает Джексон.
– И откуда эти слухи? – раздается сзади голос, и мой отец входит в комнату. Все неловко ерзают на своих местах, пытаясь изобразить деятельных профессионалов в его присутствии.
Мое сердце замирает. Мы не виделись с того самого дня, и я ловлю себя на том, что инстинктивно ощупываю голову. Я отдергиваю руку и прогоняю воспоминания.
– Слишком многое поставлено на карту, чтобы мы могли тратить энергию на слухи и домыслы. Это не академия. И вы уже не дети. Молодые мужчины, вы находитесь в эпицентре самого важного события в истории человечества, и ваши личные проблемы – ничто по сравнению с тем вызовом, который стоит перед нами. Так что соберитесь, и давайте приступим к работе, – командует отец.
Я не могу избавиться от ощущения, что его слова предназначены для меня одного. Соберись и приступай к работе. Так прозвучало его извинение.
– Претендент номер три, – переходит он к делу, вызывая на экран изображение молодого человека, которого мы раньше не видели. – Хотя слово претендент уже не в ходу, абсолютно необходимо, чтобы это партнерство стало успешным.
Отец выкладывает сведения о претенденте номер три: истории его семьи, генетике, политических взглядах, потенции, убеждениях и моральных принципах. – Он прошел медицинский осмотр, перекрестную проверку, критический анализ, обучение, с ним провели подробное собеседование. На сегодняшний день он признан самым подходящим партнером для Евы, если такое вообще возможно.
– На бумаге, – перебиваю я.
Несколько голов поворачиваются в мою сторону, и на меня устремляются неловкие взгляды.
– Тебе есть что добавить, Брэм? – спрашивает отец.
В комнате становится тихо.
– Ну, просто… – я вдруг чувствую неуверенность в словах, слетающих с моих губ, – … дело не в его интеллекте или генетике. Это не то, на чем строятся отношения.
– Продолжай. – Отец кивает.
– Так что не имеет значения, заморочим ли мы Еве голову тем, насколько идеально ей подходит тот или иной человек. Она – молодая женщина с собственным разумом и сердцем.
Джексон выдавливает из себя смешок, но я стараюсь не обращать внимания.
– Нельзя манипулировать ее чувствами. После того, что случилось в прошлый раз, вы не можете просто запихнуть ее в комнату с кем-то из этих парней и ожидать, что они будут изображать счастливую семью, – заканчиваю я.
– Спасибо, Брэм, – спокойно произносит отец. – Вот почему мы не будем устраивать эти свидания. Такой вариант больше не рассматривается.
Отряд внимательно слушает. Кажется, всем не меньше моего хочется узнать, каков новый план.
– Отныне мы собираемся применить в большей степени научный подход. От Евы не требуется эмоциональных отношений с претендентом номер три. Ей даже не обязательно встречаться с ним, если она этого не хочет. Нам просто нужно ее согласие на сотрудничество
