– Мы не можем остаться здесь навсегда, Патрик, – сказала она псу, жадно поедающему чили. – Рано или поздно придётся трогаться с места. Мои друзья начнут беспокоиться. Да и остальные тоже. Даже мама с папой. Должно быть, все решили, что мы погибли.
Тем не менее, Лану не покидали сомнения. После тщательной ревизии запасов ей оставалось только сидеть в кресле, читать или разглядывать пустынный пейзаж. Она подтаскивала кресло к дверному проёму, чтобы оставаться в тени, и устраивалась с книгой. Прочитав абзац, бросала быстрый взгляд на газон и холмы, проверяя, не нервничает ли Патрик, и вновь погружалась в чтение.
Через какое-то время окружающая пустота начала сказываться на её оптимизме, и без того шатком.
Барьер стоял незыблемо. Он проходил по задам хижины, для того, чтобы его увидеть, надо было немного отойти.
Лана налила себе чашку воды, когда её взгляд упал на газон. Вздыбив шерсть, к хижине мчался Патрик, тряся головой, словно припадочный.
– Патрик, ко мне! – завопила она и распахнула дверь.
Лабрадор вбежал внутрь. Захлопнув дверь, Лана задвинула засов.
Патрик рухнул на ковёр, юзом проехался по нему, подпрыгнул и сел. Из его пасти что-то свисало. Что-то живое. Осторожно приблизившись, Лана присела на корточки.
– Кого это ты поймал? Рогатую жабу? Напугал меня до смерти, и всё из-за какой-то дурацкой жабы? – спросила она, чувствуя, что сердце едва не выпрыгивает из груди. – Выплюнь её! Фу! Боже правый, Патрик, я так рассчитываю на тебя, а ты маешься дурью, охотясь на жаб.
Лабрадор явно не собирался просто так расставаться с добычей, и Лана отступилась. В любом случае, жабе пришёл конец, а пёс имеет право на свою долю сумасшествия.
– Тогда вали вместе с ней наружу, – приказала она, но прежде, чем открыть дверь, стала поправлять сбившийся ковёр.
И тут заметила люк в полу. Лана приподняла ковёр, набросила его угол на кресло. Она медлила, не зная, хочется ли ей видеть то, что скрывается под половицами. Может быть, Отшельник Джим был Серийным Убийцей Джимом?
Однако выбора не оставалось. Лана отодвинула кресло, скатала ковёр в рулон и потянула за утопленное в лунке железное кольцо. В открывшемся тайнике были аккуратно сложены какие-то металлические кирпичики, шести-восьми дюймов в длину. Ширина составляла примерно половину длины, а толщина – треть. Едва взглянув на них, Лана сразу же поняла, что перед ней.
– Это золото, Патрик. Золото!
Золотые слитки были тяжёлыми, каждый весил, наверное, фунтов двадцать, если не больше, но она сумела вытащить несколько и оценить размер сокровища. Выходило четырнадцать слитков по двадцать фунтов. Лана понятия не имела, сколько стоит золото, зато прекрасно знала цену пары золотых серёг и колечка.
– Да тут чёртова уйма серёжек, – пробормотала она.
Пёс тоже сунул любопытный нос в дыру.
– Знаешь, что всё это означает, Патрик? Всё это золото, кирки, лопаты и прочее? Отшельник Джим был старателем.
Она бросилась к навесу, где хозяин прежде парковал свой автомобиль. Патрик радостно последовал за ней, рассчитывая на игру. Иногда Лана кидала ему сломанное топорище, и он с восторгом приносил его обратно. Сегодня пса ждало разочарование.
Лана пошла по следам шин, ещё видневшимся на песке. В сотне футов от дома они окончательно пропадали. Более старые вели на юг, похоже, в направлении Пердидо-Бич, более свежие – на север, к основанию горного хребта.
Пердидо-Бич, по её прикидкам, располагался милях в пятнадцати-двадцати. Столько по жаре ей не пройти. Однако если прииск находился где-то в предгорье, до него была всего миля-полторы. Отшельник Джим со своим автомобилем мог быть там. Или, что ещё лучше, – один автомобиль безо всяких Джимов.
Лане ужасно не хотелось вновь знакомиться с дикой природой пустыни. Прошлый раз она едва избежала смерти. Койоты могли крутиться поблизости, терпеливо ожидая, когда она покинет своё убежище. Но пройти милю до гор ей вполне по силам.
Лана наполнила водой пластмассовую канистру, вволю напилась сама и дала попить Патрику. Набила сухими пайками карманы и тючок из полотенца. Тщательно намазалась солнцезащитным кремом из аптечки.
– Пойдём-ка прогуляемся, Патрик.
Когда Астрид примостилась у левого борта «Бостонского китобоя», Эдилио улыбнулся:
– Слава Богу! Теперь на этой лодке есть хотя бы один человек с мозгами.
Квинн и Эдилио столкнули лодку с песчаного берега в мягко плещущий прибой, запрыгнули сами и принялись болтать ногами в воде, смывая налипший песок.
Сэм направил моторку в открытое море, к барьеру. Он надеялся, что Дрейк разбился насмерть или серьёзно ранен. Однако полной уверенности не было, и ему хотелось убраться подальше, пока этот психопат не очнулся и не принялся по ним палить.
Сэм подумал, что прежде он никому не желал смерти. УРОДЗ исполнилось восемь дней. За эти восемь дней он увидел столько безумия, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Какие-то восемь дней, – и он уже мечтает о том, чтобы умер мальчишка.
Сэм перевёл рычаг вперёд, успокоившись только тогда, когда моторка покинула зону обстрела. Впервые с момента возникновения УРОДЗ происходящее чем-то напоминало ему сёрфинг. На море, правда, стояла зыбь, но «Китобой» с такой силой обрушивался на невысокие волны, что его мощь передавалась телу Сэма: зубы то и дело клацали, а на губах помимо воли блуждала улыбка. Солёные брызги летели в лицо, смывая мрачные мысли.
– Спасибо, Эдилио. И тебе тоже, Квинн, – сказал он.
Злость на Квинна ещё не прошла, но теперь они находились в одной лодке, в том числе, – и в буквальном смысле.
– Посмотрим, как ты будешь меня благодарить, когда я всё тут тебе заблюю, – проворчал позеленевший Эдилио.
Сэм напомнил себе не приближаться к барьеру, хотя приблизиться очень хотелось. Не давала покоя идея, что где-то существуют «ворота». Дыра или расщелина, сквозь которую они могут уплыть, сделав ручкой всему этому сумасшествию.
На севере торчали скалы, отмечавшие залив, где находилась электростанция. За ними серело размытое пятнышко, – один из дюжины мелких частных островков. Астрид разыскала спасательный жилет и надела на малыша Пита. Эдилио тоже взял себе один, Квинн отказался.
Ещё Астрид обнаружила небольшую сумку-холодильник, с тёплой содовой, буханкой нарезанного хлеба, банками арахисового масла и джема.
– Ну, с голоду мы не умрём, – сказала она. – По крайней мере, не в ближайшие часы.
Слева от них вздымался барьер: жуткий, высоченный, белёсый. Волны тревожно бились о него, словно тоже хотели сбежать. Сэм почувствовал себя рыбкой в аквариуме. Здесь, в море, барьер выглядел такой же таинственной полупрозрачной стеной, как и на суше.
Они плыли вперёд, пока «Вершины» не превратились в крошечный домик из кубиков «Лего» над узкой полоской песка. Пердидо-Бич казался пейзажем, нарисованным маслом: разноцветные точки и мазки, в которых лишь угадывался город.
– Я хочу кое-что проверить, – объявил Сэм.
Заглушив мотор, он принялся ждать. Лодка тихонько дрейфовала вдоль стены. Здесь
