В сарае теснились вещи бывших хозяев. Помимо мотыг, кос и прочих сельскохозяйственных инструментов, попалась и педальная швейная машинка, и даже детский четырёхколёсный велосипед. Хана взяла с полки ящик с инструментами и внимательно перебрала содержимое. Первым делом нужно подлатать дом — настолько, чтобы в нём хотя бы можно было спокойно жить.
Белая машина администрации остановилась возле террасы.
— Сказала, «где угодно, лишь бы никто рядом не жил». Странная она, — доложил Курода деревенским старожилам о необычной переселенке.
Один из стариков, Хосогава, смотрящий на мир через очки с цветными линзами, поинтересовался таким деловым тоном, словно речь шла о полевых работах:
— Где её муж?
— Не знаю.
Другой серьёзный старик с полотенцем на шее, Ямаока, сложил руки на груди и с мудрым видом спросил:
— Зарабатывает сколько?
— Не знаю.
Хосогава и Ямаока недоумённо переглянулись между собой.
— И как же она собирается жить, с детьми-то на руках?
— Не знаю…
Курода удручённо почесал затылок и огляделся по сторонам. На глаза ему попался ещё один старик, молча ровняющий борозды мотыгой.
— А… Дедушка Нирасаки. Как поживаете?
Высокий худощавый старик Нирасаки поднял на него глаза, но ответил угрюмым, задумчивым молчанием.
Следующим утром Хана проснулась на рассвете, вышла во двор и медленно огляделась по сторонам. Горный воздух дышал прохладой и свежестью. Словно благословение всему миру, из-за деревьев лились слепящие солнечные лучи. Утреннюю тишину нарушало лишь ласковое журчание горных ручьёв. Хана вздохнула полной грудью и, подбодрив себя кратким «ну, за работу!», приступила к уборке дома.
Первым делом она вытащила все татами с перегородками и поставила их на веранду, прислонив к внешней стене. Всего в доме девять комнат: гостиная, молельная, гардеробная, печная и так далее. Общая площадь переваливала за сто квадратных метров.
Она прошлась по стенам и потолку старой щёткой для пыли, а затем быстро вычистила дощатый пол стёртой метлой. Сор и скопившаяся за долгие годы пыль взметнулись в воздух. Хоть она и дышала через полотенце, это почти не спасало. Хана постоянно чихала, и в какой-то момент она чихнула с такой силой, что доска под ногами хрустнула и переломилась.
Молодая женщина взглянула наверх и на потолке, точно над этой половицей, увидела дождевые подтёки. Хана принесла стремянку, взобралась пол потолок и надавила на доски. Сверху одна за другой посыпались сороконожки, но Хана не обратила на них внимания и просунула голову на чердак, темноту которого прорезало несколько солнечных лучей. Значит, начинать ремонт придётся с крыши. Хана приставила к внешней стене лестницу и осторожно забралась наверх. Там она сняла с кровли часть черепицы и прибила на прохудившиеся места старые доски, которые нашла в сарае. Помимо них там обнаружилась ещё и запасная черепица, которой женщина заменила разбитую, когда возвращала всё на место. Затем Хана вновь заглянула на чердак и убедилась, что дыр не осталось.
Однако на следующий день пошёл дождь, и отремонтированная крыша опять сильно протекла. Хане, недобро поглядывавшей на потолок, пришлось ставить под сочащуюся воду бутылки и тазики.
Дождливый день сменился солнечным. Хана снова отправилась на крышу и починила её лучше прежнего. Но дождь вернулся на следующий день и вновь просочился в дом. В этот раз крыша текла меньше, но было ясно, что новая хозяйка не добралась ещё до всех мест, требующих ремонта. Хана смотрела на потолок, вздыхала и понимала, что ей предстоит долгое противостояние. И правда, на борьбу с протекающей кровлей ушло ещё немало времени.
Добившись кое-каких успехов в ремонте крыши, Хана переключилась на мытьё дома. Из-за его размеров казалось, что уборка никогда не закончится, но Хана не опускала рук и продолжала работу. Её стараниями пол изменился до неузнаваемости, зато руки и лицо совсем перепачкались.
Когда она, засучив рукава, протирала веранду, Амэ стоял рядом и пристально наблюдал за ней. Хана попросила его подвинуться, и послушный мальчик сразу отошёл. Зато Юки…
— Мама, смотри, смотри!
Она на всех парах примчалась со двора и высыпала на только что протёртый пол свою добычу: лягушек, червей, навозных жуков и тому подобное. Ошарашенная женщина рассматривала сокровища дочери, а та широко улыбалась перепачканной мордашкой, словно ожидая похвалы.
Пока Хана трудилась над уборкой дома, дети её путешествовали в самые дальние уголки двора. Сначала Юки пряталась в цветнике и боязливо разглядывала пчёл, потом взобралась на хурму и попыталась поймать залетевшую пташку. Амэ же наблюдал за сестрой из укрытия и, стоило хоть чему-то случиться, бросался наутёк.
Даже когда к ним забрела шипящая дикая трёхцветная кошка, Юки сразу же протянула ей свою руку.
— Кисонька, сюда. Сюда.
Однако кошка решила заявить свои права на эту землю, выпустила на удивление острые для такого пухлого тела когти и махнула перед Юки лапой. Девочку попытка поцарапать нисколько не смутила — она сразу же обернулась волчонком и гавкнула. От такого невероятного превращения кошка истошно завизжала и кинулась прочь как ужаленная. Юки-волчонок ещё долго и с удовольствием гоняла её по полям. Впредь, встречая Юки, та сразу поджимала хвост и убегала, громко мяукая.
Уборка дома близилась к завершению. Хана усердно драила все уголки их нового дома. И чем больше она старалась, тем отчётливее проглядывал его былой облик. Стоило очистить от грязи двери и перегородки, как взгляду открылось изумительной красоты витражная роспись. Хана даже сделала небольшой перерыв, залюбовавшись тем, как солнечные лучи играют в переплетениях узора. Когда она оттёрла губкой грязь со старой раковины, то увидела, как под её рукой проступает нарядная цветная плитка. У Ханы дух захватило от красоты фигурного орнамента, выложенного на дне раковины; она даже провела по квадратикам плитки пальцем, словно надеясь ещё и так почувствовать их цвета, на ощупь. Хана всё отчётливее понимала, что жившие здесь когда-то люди всем сердцем любили этот заброшенный нынче дом: трещины на чайном шкафчике и декоративных стёклах аккуратно заклеивались скотчем, а заплатки на раздвижных перегородках расписывались под сакуру.
Хана даже нашла на одном из столбов зарубки — когда-то по ним мерили рост детей. Хана и сама поставила Юки и Амэ возле того же столба, а затем вырезала две новые отметки: «Юки, 5 лет» и «Амэ, 4 года».
Наконец, пришло время занести в дом те скудные пожитки, что они взяли с собой из Токио. Хана включила в сеть маленький холодильник, поставила в зале чайный столик и книжный шкаф. Здесь, в горном особняке, её вещи казались слишком маленькими. На шкаф она поставила бутылку с весенними цветами, а перед ней — водительские права своего парня. Хана подумала, что из большой комнаты, откуда прекрасно просматривается веранда, он всегда будет видеть своих детей.
Наконец-то Хана добилась того, что её