– Да, я провела там почти семь первых лет жизни. – Лицо Елены покрылось красными пятнами, по щекам струились слезы. Я протянула ей салфетку, но она ее будто не заметила.
– Как… – спросила Марин прерывающимся голосом. – Как там было?
– Не знаю, – ответила Елена. – Я просто ничего не помню. Мне надо выпить.
Она встала, налила себе в стакан бурбона и поставила стакан и бутылку на стол. Мы не могли даже пошевелиться.
– Дженет работала, как одержимая, когда он ушел туда. Она хотела стать избранной и отправиться в мир фейри сразу после него, поэтому решила попробовать силы на поэтическом попроще. Она писала и писала стихи, и достигла достаточно высокого уровня, чтобы ее начали печатать. Потом ее пригласили в «Мелету», и, в конце концов, удостоили чести стать одним из тех избранных, кому предложили заключить сделку с фейри. Она с радостью пошла на это.
Мое появление на свет не входило в ее планы, но на самом деле, я ей особенно не мешала. Она ведь уже попала туда. Получила все, что хотела, поэтому на меня ей было, в общем, наплевать.
Ариэль молча плакала вместе с ней, слезы струились по ее лицу, а Марин выглядела так, словно ее укачало.
Между тем, Елена продолжала.
– Семь лет прошли, мы вернулись в наш мир. В «Мелете» нам выделили милый маленький домик в лесу, видимо, в качестве запоздалой компенсации за мои страдания. Ведь если Дженет оказалась в мире фейри добровольно и на вполне законных основаниях, и «Мелета» от этого только выиграла, то я уж точно влипла в эту историю случайно и отнюдь не по своей воле. К тому же меня кинули еще и в другом отношении. Ведь договор, который заключила Дженет с фейри, никак меня не предусматривал. Дженет стала знаменитой. Она получила Пулитцеровскую премию, Национальную книжную премию. А мне от всего этого великолепия ничего не перепало. Считается, что я даже недостаточно хороша, чтобы получить этот гребаный амулет.
– Но ты же была с нами там, на Хэллоуин. Скакала вместе с нами в Волшебную страну, – сказала я. – Я думала…
– Если ты находишься в «Мелете» в Хэллоуин, и уже побывал в мире фейри раньше, пусть и не в качестве дани, ты должен принимать участие в скачках в ночь Самайна. Участвовать в проводах старого года, приветствовать новые возможности, и все такое. Поэтому мне просто приходится в обязательном порядке там бывать. И так каждый год!
– Несмотря на то, что ты жила в Волшебной стране не по своей воле, – произнесла я.
– Им свойственно строго придерживаться правил. – Слова ее буквально сочились горечью.
– Похоже, ты все это ненавидишь до глубины души, – пробормотала Ариэль.
– Так и есть. Ненавижу. И все это, и их в первую очередь. – Она прошипела эти слова, словно проклятие.
– В таком случае, почему ты хочешь стать избранной? – спросила я. – И что ты вообще делаешь в «Мелете»? Почему бы тебе не убраться отсюда как можно дальше, и забыть все, как страшный сон?
– Потому что, только лучшие могут служить данью. А я хочу стать лучшей, твою мать. Потому что, когда я вернусь из Волшебной страны, то обрету власть, и вот тогда-то я смогу уехать и забыть обо всем к чертовой матери. И все, кто для меня хоть что-то значит в этой жизни, узнают, что я не малодушно сбежала отсюда, потому что мне не хватило таланта, а покинула «Мелету», потому что действительно превзошла всех. И еще. Если я стану избранной, Гэвин будет вынужден вернуть моего отца Дженет.
– Что? – произнесла Марин тоном резким, как щелчок хлыста.
– Когда отец жил в мире фейри, их королева украла его сердце, и он забыл Дженет. Вот почему он не дождался ее, вот почему он не может никого любить сейчас. Посмотрите, какой образ жизни он ведет. – Она презрительно усмехнулась. – Но если я попаду туда, он будет освобожден от этого наваждения. Он вспомнит, что любит Дженет. Любит меня.
– Послушай, Елена, так не получится.
– Уверена, что Гэвин внушил тебе это. Он, наверное, много чего тебе наговорил. – Она скривила губы, произнося эти слова. – Просто пораскинь мозгами, что он получит, если ты будешь находиться там семь лет, и он будет единственным существом, на кого ты сможешь положиться. Ты будешь всецело в его власти!
Снова раздались завывания ветра, словно оплакивающие конец чьей-то мечты. Ветви деревьев колотили в окно, как жадно тянущиеся к нам руки.
– Они не умеют лгать, – произнесла я.
– Понимаешь, есть большая разница между ложью и недосказанностью, – сказала Елена.
– А я одного не понимаю, – сказала Ариэль. – Даже после того, как Елена все нам рассказала, и мы знаем, как она их ненавидит, мы все – каждый из нас – можем видеть лишь результат. То, что происходит, когда люди после семи лет служения фейри возвращаются из Волшебной страны. Я имею в виду, весь этот безумный успех и все такое, но подождите – вы вообще-то думали, что можете быть талантливы сами по себе? И что вы только зря потратите эти семь лет? Вы действительно считаете, что вы, как личность, вернетесь после семи долгих лет в мир такими же, какими были прежде? Подумайте, от чего вы отказываетесь в реальной жизни, потому что, на самом деле, вы все просто одержимы и делаете из всего этого какой-то культ. – Ариэль поднялась и начала убирать посуду со стола.
– Легко вообразить, что так просто сделать выбор, когда ты сама не собираешься его делать, – сказала Марин.
– Спасибо за это маленькое напоминание, – ответила Ариэль. – Но я не это хочу сказать. Я лишь хочу напомнить, что, может быть, сначала следует во всем разобраться, и понять, что не все в этой сделке так уж гладко.
– Разумеется, все не так гладко, – сказала Елена. – Мы знаем, что там может быть скрыт подвох, но все равно готовы на это пойти. Вот почему это всегда срабатывает. – Она забрала бутылку бурбона и охапку писем и пошла наверх, в свою комнату.
Я сажусь писать, когда не знаю, чем заняться. Когда растеряна и не могу привести мысли в порядок. Это помогает осмыслить те эпизоды жизни, с которыми иначе слишком сложно, слишком больно соприкасаться.
Именно это изначально меня и подвигло к сочинительству. Так я могла справиться с теми проблемами, на которые я осмеливалась взглянуть лишь краем глаза. Но теперь я писала свои истории и по другим причинам – радость творчества, стремление проявить свой талант. Но
