От провидца пахло сандаловым деревом.
– Приехал уговорить меня навести красоту? – спросил Нико, как только затихли шаги Оситы.
– Разумеется, нет, – произнес Кайоши. – Главным предметом красоты и восторга завтра буду я. Ваша задача – не мелькать на моем фоне.
Властий хохотнул:
– Ну и чего ты тогда приперся? Хочешь попрощаться и порыдать у меня на груди?
– Не представляю, какая извращенная фантазия заставила вас о таком подумать, – брезгливо сказал Кайоши. – Я предпочитаю не тратить время на ерунду, и, уж поверьте, прощание с вами меня ни капли не беспокоит. В следующей жизни вы еще успеете мне надоесть, я более чем уверен в этом. Я прибыл напомнить вам о подарке для Ли-Холя. Как только у него родится первенец, вы должны отправить ему подарок. Поздравление и соответствующую записку. Намекните, что у него родился именно я. Это подтвердит слова провидцев. Император обожает дорогие наборы дыхания камней, так что озаботьтесь для него хорошим гобаном.
– Клецка, ты завтра умрешь, и все, что тебя беспокоит, это подарок для Ли-Холя? – не выдержал Нико.
– Разумеется, – заявил Кайоши. – Когда я стану императором Чаина, введу закон на запрет слова «клецка» в моей стране. Нарушителей буду пороть. Даже если сам Нишайравиннам пожалует ко мне в гости.
Властий уже не понимал, шутит Кайоши или абсолютно серьезен. В его голосе не было ноток веселья, но он нес полную чушь. Неужели так неуклюже пытался подбодрить?
– Ладно, а чего ты так низко метишь? – спросил Нико. – Можешь родиться моим сыном. Тогда будешь еще знаменитей. А то низкую планку ты взял, великий сын Драконов.
– Полагаю, что не выдержу оскорбления родиться вашим сыном, – отрезал Кайоши. – Чтобы вы шлепали меня, выговаривали и воспитывали в своем варварском обществе по варварским законам? И во что вы меня превратите? Нет уж, увольте. Я такого отца даже врагу не пожелаю.
Седьмой захохотал.
Кайоши не менялся от обстоятельств. Он всегда был тем Кайоши, каким Нико его знал. С самого начала и до конца. Этим он удивлял, пугал, смешил, но в то же время восхищал, и властий поймал себя на мысли, что в самом деле размышляет о том, какой гобан отправить императору Ли-Холю.
– А теперь о деле второстепенной важности, – сказал Клецка. – Я наконец-то сложил картину полностью. И полагаю, пары деревянных ящиков для нашей импровизированной сцены будет маловато. Придется нести еще.
– Это зачем? – не понял Нико.
– Затем, что нас там будет трое. Вы, Астре у вас на спине, и я в своем кресле, разумеется. Мы с Астре придумали, как обезопасить порченых завтра. Доо и Ясурама сказали, что ветер – это плохая идея. Поэтому мы создадим живой заслон. Вроде того, что Астре делал для вас на площади. Только этот будет большим. По всему периметру нашего круга. Мы с Астре будем находиться в центре, вместе с вами и контролировать остальных. Но не волнуйтесь, когда взойдет затмение, мы уже развеемся пеплом. Никто не посягает на вашу славу. Кстати, я придумал отличную шутку на этот счет. Хотел рассказать завтра, но, пожалуй, это будет несколько не к месту.
– Что за шутка? – глухо спросил властий, осознавая, что под словами «мы уже развеемся пеплом» Клецка имел в виду всех прималей.
– Собрались как-то безногий, паралитик и слепой спасать мир, – сказал Кайоши и замолк.
Нико выждал минуту и поинтересовался:
– А дальше?
– На этом все. Мне кажется, это остроумная шутка. Ну, подумайте. Паралитик, слепой и безногий. Спасают мир. По-моему, это забавно.
– И только одно в тебе осталось несовершенным в этой жизни, великий сын Драконов, – фыркнул Нико. – Ты так и не научился шутить. Но я, так и быть, совру провидцам, что хохотал как безумный.
– Каёси-танада, – послышался из коридора шепот Оситы. – А вы уже все?
– У вас есть полчаса, а потом войдет Чинуш, – сказал Кайоши на прощание. – Честно говоря, я был против его помощи. Я считаю это испытание неразумной идеей. Но не могу противостоять решению Астре. Надеюсь, он знает, что делает.
На этом третий мертвец покинул комнату, и Седьмой остался один. В тихом, темном одиночестве. Ждать своего врага.
Когда дверь открылась снова, в лицо Нико ударил запах крови. Все его тело непроизвольно сжалось. Каждая мышца напряглась до боли. Властию казалось, что стоит услышать голос Чинуша, и разум канет в небытие, заглушенный звериным желанием убийства.
Мыш стоял там, на пороге, и не двигался. Он пах кровью, и Нико отчетливо представилось, что на нем кровь Цуны. Он видел Чинуша по локоть в крови, с бешеными глазами. Сердце колотилось как ненормальное, и было странно, невыносимо странно осознавать, что мыш застыл на пороге. Не пустил в горло Нико нож. Не набросился на него. Что он просто стоял у входа, словно призрак, вросший в монолитную тишину.
«Если завтра никто из горожан не выйдет в поле, – уговаривал себя Нико, – я понесу это бремя один. Я должен отпустить свою ненависть. Я должен простить его».
Но руки властия, стиснутые в кулаки, дрожали от ярости.
Чинуш отравил Такалама, вступил в сговор с Таваром, преследовал и чуть не убил Нико. Он застрелил Цуну. Девочку, которая ничего ему не сделала. Как это чудовище можно простить? За что ухватиться?
После несколько долгих, тягостных минут Нико наконец прервал молчание.
– Выкладывай, зачем пришел, – сказал он.
«И убирайся, пока я не задушил тебя».
Какой-то части Нико было любопытно, как именно обратится к нему мыш. Станет лебезить и называть господином? Или властием? Как поведет себя этот новый Чинуш? И что он такое?
Наемник шагнул вглубь комнаты, прикрыл дверь и приблизился к Нико. Металлический запах крови стал отчетливей.
– Я пришел отговорить тебя, – сказал Чинуш. – Я пришел забрать тебя у твоих чокнутых дружков. Но мне запретили.
Властий решил проявить все возможное и невозможное терпение и выслушать этого человека, невзирая на сполохи огня в груди, от которых Чинуш бы ослеп, если бы мог их видеть.
«Если хочешь понять человека, обидевшего тебя, выслушай его до конца, – говорил Такалам. – Дай ему оправдаться. Дай ему сказать столько, сколько он хочет, не перебивая. И уже потом суди, достойны ли его оправдания, или же он обманщик. Не выпускай гнев раньше времени. Эта огненная птица может покарать невинного, прежде чем ты сможешь вернуть ее в клетку разума. Ты вспыльчив, Нико. В этом твой главный недостаток».
Никакого оправдания Чинушу не было, но Нико дал себе слово, что выслушает его. Ради всех, кто выйдет завтра под черное солнце.
Наверное, мыш ожидал вспышки гнева, но не дождался.
– Объясни, почему ты хотел это сделать, – спокойно сказал властий.
Чинуш схватился за его слова, как утопающий за соломинку. Он почти рухнул на пол рядом с Нико, стиснул его запястья и начал говорить. Быстро, захлебываясь словами, почти
