После этого спича игрокам, склонным сомневаться, осталось только стиснуть зубы и угрюмо закивать: ну что ж поделать, если хорошие карты и впрямь льнут к альфе-северянину, как будто течные омежки… А когда Ричард сделал знак бармену и велел:
— Всем шампанского! Угощаю! — и пробки пузатых бутылок зеленого стекла тотчас весело захлопали в потолок, выпуская на свободу пенное золото легкого французского вина, проигравшие, потирая руки, снова устремились к столу в предвкушении нового кона.
Музыканты, успевшие передохнуть, с удвоенным рвением взялись за скрипки, аккордеоны и банджо, омежки на эстраде опять закрутили попками, и все пошло было своим чередом… пока звуки веселого кутежа, наполнявшие зал таверны, как птичий гомон — лесную поляну, не перекрыл хриплый рев раненого зверя:
— Гадина, дрянь! Да я убью тебя прямо сейчас, ебаное ты омежье дерьмо! — и сразу вслед за этой угрозой — пронзительный вскрик:
— Помогите, он меня задушит!..
Тюльпаны и кровь — странное сочетание. Тюльпаны не должны пахнуть кровью, это самые веселые цветы. Гордые и веселые.
— Что там такое? — не оборачиваясь, спросил Даллас: его правилом было не отвлекаться во время раздачи карт.
Стив Глен наклонился к его уху, обдавая едким запахом табака, мускуса и черной бузины, прошептал:
— Пустое, Рич. Просто бешеный Чарли Гарлоу учит уму-разуму своего омежку… Уж больно красавчик строптив, по виду чистый ангел, а по характеру — ну такая гадючья гадюка, что и дьявола с ума сведет!
Крик продолжался, полз по полу, как раненая змея, взвивался под закопченный потолок как отчаянная молитва тонущего:
— Спасите, спасите! Аййййй, что ты дееееелаешь… — но постепенно начал переходить в хрип… Чарли Гарлоу злобно смеялся. Охотников вмешиваться в ссору с его участием будет немного, и он это отлично знал.
— Погоди, ебливая дрянь, ты еще не так у меня взвоешь… Сейчас я умою твою рожу французским соусом… А потом трахну твою блядскую жопу пустой бутылкой!
— Слишком громко. И слишком невежливо. — Даллас поднялся из-за стола — Прошу меня извинить, господа.
— Эй, эй, Рич, куда это ты намыливаешься? — запротестовали некоторые. — А как же реванш? Ты что, нас бросишь, не дашь отыграться из-за побитой шлюшки Гарлоу? Прекрати, на хрен тебе сдался Тони-красавчик, да на нем пробы негде ставить…
— Я не выношу шума во время игры.
С этими словами Даллас развернулся на каблуках и направился в угол зала, где высоченный смуглый альфа, в живописном наряде «эль бандидо», новоорлеанского искателя приключений (черный вышитый жилет, черные штаны с позументом, длинный алый кушак…) держал одной рукой за горло, а второй с размаху бил по лицу своего спутника — юного белокурого омегу неописуемой красоты.
Тони… кем бы он ни был, его не зря называли красавчиком. Должно быть, в спокойные минуты, когда прекрасное лицо омеги не было залито кровью и слезами, он и в самом деле напоминал замечтавшегося ангела… Тюльпаны и дождевая вода, с легкой примесью цветущего лимонного дерева, были его запахом, тонким и возбуждающим. Слишком возбуждающим для обычного буднего вечера — теперь, с близкого расстояния, ноздри Далласа отчетливо различали характерные оттенки полного омежьего цвета.
— Какие-то проблемы, приятель? — Чарли, оскалившись, как койот, обернулся к неожиданному противнику и все-таки выпустил горло своей жертвы. Омега, судорожно хватая губами воздух, сейчас же принялся растирать шею, и при этом не сводил с Далласа отчаянного взгляда, как будто хотел сказать: если вы меня не защитите, сэр, этот подонок меня прикончит…
— Проблемы у тебя, приятель, — мягко возразил Ричард, готовый ко всему; он уже нащупал в кармане нож, и как раз вовремя: в руке Гарлоу блеснуло смертоносное лезвие…
— Драка! Драка! — послышалось со всех сторон. Омежки со сцены с визгом бросились врассыпную. Многие гости повскакали с мест и, в зависимости от своего характера, либо жались поближе к стенам, а то и пробирались к выходу, либо стремились поскорее замкнуть круг вокруг дерущихся, чтобы ничего не пропустить.
Ножевые драки и дуэли на пистолетах под крышей этой таверны, или в непосредственной близости от нее, были настолько обычным делом, что воспринимались как часть обязательной программы развлечений. Потом раненых перевязывали и уносили, трупы под покровом ночи сбрасывали в реку, на поживу аллигаторам… Вот и сегодня никто не удивился сверх меры: зрители встали в круг, оркестр продолжал играть как ни в чем не бывало, заглушая подозрительные звуки — хотя патруль, проходя по улице, едва ли рискнул соваться в «Алую маску» пятничным вечером.
Чарли Гарлоу был опытным бойцом, ловким и сильным, он имел перед Ричардом Далласом явное преимущество в росте и весе, и яростно атаковал, заранее считая исход поединка предрешенным. Это оказалось ошибкой. Злоба заставляла Чарли искать глаза человека, посмевшего бросить ему прилюдный вызов, в то время как Рич оставался холоден и спокоен, точно не дрался, а играл в шахматы. Гнев — если он в самом деле его испытывал — стал просто дополнительным дюймом на острие дуэльного ножа. И всего через пару минут этот дополнительный дюйм вместе с еще шестью дюймами стали вошел под ключицу Гарлоу…
***
Тюльпаны опять пахнут кровью, а может быть, кровь, струящаяся из узкой глубокой раны, имеет тюльпановый аромат. Алая змейка на белом шелке рубахи — с виду так красиво, если бы не лицо Тони, постепенно становящееся таким же белым, как рубаха.
— Дик! Дикки! Проснись! Проснись!
Ричард с усилием открыл глаза, стряхивая морок, полный теней из прошлого, черных и алых, кричащих, болезненных; Текс склонился над ним, тряс за плечи, с тревогой повторял его имя. И не было никакого иного запаха, кроме запаха диких слив и разогретой смолы, такого знакомого, нежного до сердечной боли.
Альфа поднял руку, провел кончиками пальцев по щеке мужа:
— Что такое? В чем дело?
— Ни в чем…, но ты так страшно стонал во сне, что я решил тебя разбудить. Что тебе снилось, Дикки?
— Я не помню.
Это ложь — Ричард не впервые лжет Тексу, и уж конечно, не в последний раз, но лишь потому, что не существует слов, способных достоверно описать теней и призраков, таящихся во мрачных глубинах его одинокой израненной души.
========== Глава 3. Таверна “Алая маска” ==========
Утренний туман помешал Тексу разглядеть открывшийся на излучине город, и, пока пароход, издавая пронзительные свистки, медленно причаливал к пристани, пока пассажиры, спешащие покинуть его по сходням в числе первых, толкались и переругивались на палубе, ковбой все изнывал от любопытства, слоняясь вдоль парапета и раздраженно ругая
