Когда боль стала такой сильной, что я едва не теряла сознание, мы вышли на небольшую поляну. В центре ее возвышалось еще одно разрушенное здание, идеально круглой формы, как башня. Но вершина ее давно осыпалась, и теперь она едва достигала высоты человеческого роста.
Загремели цепи.
Бледное лицо с глазами цвета хмурого неба показалось из-за башни. Его седые волосы, ниспадавшие с головы, доходили почти до земли. Это был привратник.
28
У него было безупречное лицо анимага, но сгорбленные плечи и слезящиеся глаза говорили, что он так же стар, как сами горы вокруг.
— Двое! — проскрежетал он. — Двое новеньких! — На древнем языке он говорил так неразборчиво, будто рот у него был набит камнями. — Бог, должно быть, любит меня, раз послал мне такое счастье. — Он вышел из-за башни, и мы увидели, что он одет в лохмотья неопределенного цвета, а его грязные босые ноги закованы в кандалы. Кандалы эти так впились в кожу у него на ногах, что невозможно было сказать, где кончается железо и начинается плоть. Я отвела глаза.
— Кто вы? — спросил он. — Я почувствовал вас уже несколько часов назад. Или, может быть, лет?
Я попыталась заговорить, но не могла. Во мне была лишь боль и это ужасное тянущее чувство.
— Ах да, это, — сказал он. Он щелкнул пальцами, и боль исчезла.
Меня охватило чувство облегчения, и слова отчаянной благодарности готовы были сорваться с губ, но я остановила их. Я осторожно выпрямилась.
— Вы привратник? — спросила я.
— Сначала вы! — сказал он. — Скажите мне, кто вы. И подойдите ближе, ближе. Дайте мне рассмотреть вас.
Я шагнула вперед. Он рванулся ко мне, и я отскочила, но его не пускали кандалы. Теперь я увидела, что он прикован цепью к башне. Он закричал от досады, как рассерженный ребенок, который не получил того, чего хотел. Потом он взял себя в руки, и разочарование исчезло с его лица так же быстро, как и появилось. — Кажется, вы собирались рассказать мне, кто вы? — сказал он с деланным спокойствием.
Я встала так, чтобы цепь не позволяла ему до меня дотянуться, и сказала:
— Я хранитель амулета, — и через секунду прибавила: — И королева.
Он постучал по губе грязным скрюченным пальцем.
— И не добилась успехов ни в том, ни в другом, да? Твое сердце разрывается от бессилия. — Он повернулся к Шторму: — А ты?
Шторм выпрямился в полный рост.
— Принц королевства, — сказал он.
Я в изумлении уставилась на него.
Он пожал плечами.
— Вы же не спрашивали.
Странный человек наклонился к нам с заговорщицким видом.
— Но уже не очень-то принц, а? Лишь тень того, кем ты был раньше. — Он усмехнулся так, будто игра доставляла ему удовольствие, и я содрогнулась, увидев его зубы, острые, как у собаки, и коричневые от гнили. — Хотите увидеть зафиру? Я могу вам ее показать, да, могу. Мне понадобится немного вашей крови, а потом будет ясно, умрете вы или останетесь в живых.
Мы со Штормом тревожно переглянулись.
Я сказала:
— Так ты привратник? Как твое имя?
Он лязгнул зубами.
— Я вам тысячу раз говорил, но вы не слушаете! Мое имя Палый Лист, Гниющий и Влажный, Дающий Пищу Весенним Тюльпанам.
— Ну конечно. Извини. — Я подумала, что он безумен. Абсолютно и совершенно безумен. — Я думаю, мы будем называть тебя просто… Лист.
— Лист! Да, пусть будет Лист. Покажите мне ваши камни. — Я не шевельнулась, и он рявкнул: — Сейчас же! Я должен видеть их, чтобы впустить вас.
Я неохотно подняла край рубашки, обнажив живот и вросший в него камень.
А потом Шторм поднял свою рубашку и достал кожаный шнурок, на котором болтался его собственный амулет в крошечной железной клетке.
Я уставилась на него.
— Как вы… Когда вы?..
— Он всегда у меня был. С рождения.
В голове у меня, перебивая друг друга, проносились разные варианты. Что он может? Родился ли он с этим?
— Мой амулет никогда не реагировал на него, — запротестовала я. — Не теплел. Я всегда чувствую рядом другие амулеты. Всегда.
Шторм немного поник.
— Он не совсем живой. Он выпал, когда мне было четыре года. Меня учили магии, учили извлекать из него некоторую силу. Но ничего не вышло. Я проиграл.
Осознание пришло как удар под дых.
— Инвирны рождаются с амулетами.
Шторм покачал головой.
— Лишь немногие. Они очень рано выпадают. И мы так давно отделены от источника их силы, что они стали практически бесполезными.
— Анимаги сожгли мой город. Сожгли моего мужа. Это не называется «бесполезны».
Шторм пожал плечами.
— Это разрушительная магия. Для анимага это просто. Созидательная магия: воздвижение защитных преград или выращивание растений, или исцеление — вот что сложно.
— Я могу исцелять, — слова слетели с моих губ прежде, чем я успела их обдумать.
— Что? Можете? — Его зеленые глаза сузились. — Вы не говорили.
Я ткнула его пальцем в грудь:
— Вы. Не. Спрашивали.
После краткого замешательства он разразился диким хохотом.
— И при этом вы не можете даже вызвать своим амулетом огонь, что еще проще, совсем ничего не стоит. Вы, оказывается, еще менее удачливы, чем я.
Лист смотрел то на меня, то на Шторма, непрерывно ухмыляясь.
— Вы враги! — сказал он с довольным видом. — Забавно. Смотрите, а вот мой. — Он раздвинул лохмотья, свисающие с плеч, и обнажил пергаментно-бледную кожу и выступающие ребра.
Амулет был вшит в его живот. Пришит пенькой или соломой. Кожа по краям была вся сморщена и покрыта рубцами. Одна нитка оборвалась и развевалась на ветру. Я отвела глаза.
— Теперь вы нас пропустите? — спросил Шторм. Он наклонился вперед, лицо его подергивалось, будто он готов был из кожи лезть от нетерпения.
