Хозяин не ответил на приветствие и даже не глянул на гостью, продолжая горбиться за столом.
– Что ж сесть не предлагаешь?! – насмешливо спросила она. – Али не рад гостю?!
Она прошла к столу, встала напротив хозяина и, наклонив голову к левому плечу, заглянула ему в лицо. Пламя лучины, горевшей над столом, заколебалось сильнее, будто изображало борьбу двух характеров, которая велась взглядами. Мужской оказался слабее: хозяин потупился и сгорбился еще сильнее.
Женщина медленно закрыла глаза, стряхнув с ресниц маленькие, играющие оранжевым светом капельки, и медленно открыла их.
– Зачем пришла – знаешь? – спросила она.
– Нет, – буркнул хозяин.
– Ну да, откуда тебе, бирюку, знать: ни в церковь, ни в лавку, даже к колодцу не ходишь! – с издевкой произнесла она и, переменив тон на серьезный, рассказала: – Сестру мою старшую замуж выдают. За моего… Старшая ведь должна первой замуж выходить, приданого за ней больше дают – вот он, сокол ненаглядный, и променял меня…
– Я-то тут причем?
– А при том, что не бывать ей его женой! Что хочешь сделай, а помешай! Хоть зельем отворотным опои, хоть отравой, а разладь свадьбу!
– Нету у меня никаких зелий, к знахарке иди.
– Померла она осенью – али запамятовал?! – со злостью произнесла гостья.
– У меня нету, – угрюмо повторил хозяин.
– Найдешь! – сверкнув черными глазами, приказала женщина. – Расшибешься в лепешку, но найдешь. Хоть под землей… Или вся деревня будет знать, что ты волкодлак.
Хозяин дернулся, будто его стегнули кнутом.
– Ты думаешь, я забыла, как летом столкнулась с тобой на тропинке?! Или надеялся, что не признала?!.. Признала. Не сразу, правда. На Спаса-яблочного – помнишь? – ехали мы с тятей в телеге, а ты навстречу шел, лошадь еще от тебя шарахнулась. Зыркнул ты на нее – сердце мне и подсказало: он! А потом увидела, как ты в речке умывался, шрам на лбу тер… Да, должен ведь быть шрам и от стрелы! Ну-ка, заголи левое плечо!
Хозяин не пошевелился.
– Хватит и шапку с тебя снять, – продолжала она. – На загривке, поди, шерсть волчья?
Хозяин не ответил, но силок выпал из его рук.
Гостья заглянула под стол, чтобы узнать, что упало.
– Не из хвоста ли кузнецова жеребца, того – белого в серых яблоках?.. Как кузнец за ним убивался, обещал всех волков в округе собственными руками передавить! А ходить-то ему за обидчиком далеко не надо – до околицы всего. Ох и обрадуется он!..
– Чего хочешь? – оборвал хозяин.
– Я же сказала: зелье, чтоб свадьбу расстроить.
– Нету у меня зелий.
– Найди.
– Не знаю, где.
– Ну, тогда обижайся на себя! – произнесла она и сделала шаг в сторону двери.
– Если б мог, разве б не достал! – взмолился он и впервые поднял голову и посмотрел тусклым взглядом узких глаз в черные глаза женщины.
Взгляд был пристальный, обычно ни зверь, ни человек не выдерживали его, но только не гостья. Переглядев волкодлака и, видимо, поверив ему, она спросила:
– А порчу наслать можешь?
– Нет, я же не колдун.
Гостья презрительно хмыкнула и задумалась о чем-то, прищурив глаза.
– Зато ты – волкодлак, – тихо и нараспев, будто думала вслух, произнесла она после затянувшейся паузы. – Из церкви будут возвращаться мимо твоего дома – вот и встретишь, оборотишь свадебный поезд.
Хозяин удивленно посмотрел на нее.
– Это уже не твоя забота! – ответила гостья на его немой вопрос. – Все, что угодно, лишь бы она не разула его!
Гостья развернулась на пятках и широким, мужским шагом вышла из избы.
Проводив ее взглядом, хозяин встал, подошел к висевшему на стене колчану, достал из него новую стрелу, единственную из всех с трехгранным наконечником, попробовал, остро ли жало, и ощерился в улыбке.
Снег слепил так, будто не только отражал солнечные лучи, но и делал их ярче. Стоило задержать на нем взгляд, как начинали болеть глаза, а потом переведешь его на что-нибудь другое – на спину возницы, допустим, – и долго видишь темное пятно, а не белый кожух. Возницы стегнул кнутом по широкому крупу гнедого коренника, и снег под полозьями заскрипел звонче, а потом завизжал на повороте. Стала видна передняя тройка, в которой сидели жених и невеста. Невеста оглянулась, почувствовав недобрый взгляд младшей сестры, счастливая улыбка пожухла на ее лице, будто прихваченная морозом. Старшая сестра отвернулась и крепко прижалась к жениху.
Вскоре впереди показались избы родной деревни. Мальчишки, застревая в глубоком снегу и часто падая, побежали по улице вглубь деревни, закричали «Едут!». Из домов выходили люди, кто останавливался на крыльце, а кто и за ворота выбирался. Стоял у своих ворот и волкодлак. Узкие желтоватые глаза его пристально посмотрели на свадебный поезд, потом на людей, стоявших у соседних домов. В руках он держал лук и колчан со стрелами, будто собрался на охоту. Он подождал, пока мимо пронесется первая тройка, встретился взглядом с ночной гостьей, сидевшей во второй тройке, и еле заметно кивнул головой. Заметив улыбку на ее лице, оскалился и сам.
Безмолвно поговорив с волкодлаком, младшая сестра почувствовала сладкую истому, точно все уже произошло, а не предстоит еще. Она захохотала задорно.
Засмеялись и люди, стоявшие по обе стороны дороги, замахали руками и что-то закричали, наверное, пожелания счастья молодым, но из-за скрипа полозьев слова трудно было разобрать.
Радостные крики оборвались разом, люди отпрянули от дороги, кто-то истошно завопил. Послышалось предсмертное хрипение лошади и испуганное ржание другой. Младшая сестра вдруг осознала, что в одежде ей тесно и жарко, задергалась, чтобы высвободиться. И еще младшую сестру мучила жажда крови, утолить которую могли лошади – гнедой коренник, пытавшийся скинуть со спины волка, почему-то наряженного в белый тулуп, или пристяжные, отбивающиеся от двух седых волков. Но вдруг внимание ее привлекла молодая волчица, вспоровшая брюхо вороной пристяжной в первой тройке. Младшая сестра спрыгнула с саней и побежала к ней, на мгновение удивившись, что передвигается на четвереньках и подвывает по- волчьи.
Молодая волчица всунула морду в распанаханное лошадиное брюхо, сизые кишки из которого вывалились на белый в ржавых пятнах снег и парили, и жадно вцепилась в еще бьющееся сердце. Мотнув головой, оторвала его, теплое и трепещущее, с трудом протолкала в глотку. И тут младшая сестра вцепилась ей в шею, не дала проглотить добычу. Рот младшей сестры забило шерстью, пахнущей хоть и волком, но приятно, зубы прокусили упругую шкуру и вошли в мягкое мясо, наполнив рот приятным вкусом крови, уперлись в шейные позвонки, с силой надавили на них – и послышался хруст. Сильное тело молодой волчицы перестало дергаться, потянулось, точно в сладком зевке, и ослабло. Ярость и жажда крови покинули голову младшей сестры, сменились приятной истомой, расслабившей и ее тело. И тут младшая сестра опять напряглась, потому что левый бок ее обожгло, и острая боль стремительно полезла вглубь, к сердцу, остановив его. Свет в глазах померк, тело стало непослушны, но последним усилием зубы были сжаты намертво.
Тать
Глаза были разноцветные: правый черный, похожий на круглый уголек, а левый светло-голубой или, скорее, белый с синей тенью, как снег по весне, и были они как бы независимы друг от друга: могли смотреть в разные стороны, или один – лучиться смехом, а второй – плакать, или один – моргать, а второй – застыть в змеином взгляде. Находились они на круглом конопатом курносом лице, обрамленном длинными,
