Надавав им на прощание тумаков, чумаки бесцеремонно вышвырнули бродяжек на внутренний двор. Подхватив раненого под руки, старики, испуганно озираясь, поспешили убраться прочь через ворота. Глядя, как их силуэты удаляются по внутреннему двору в темноте ночи, Хома отчаянно жалел о том, что не может последовать за ними, но тут Язва толкнул его плечом и сердито зыркнул. Закрыв за собою тяжелую дверь, они вернулись обратно в мрачную темноту замка.
Встав перед входом, отряд задумчиво поглядел на атамана, понимая, что они остались ни с чем.
– Что будем делать, Братислав? – не поднимая глаз на его освещенное факелом бледное лицо, угрюмо спросил Язва.– Я так понимаю, вы тоже ничего не нашли? В замке что, ничего нет?
– Ой, как мне здесь не нравится… – лязгая зубами от страха, признался Свирид.– Давайте уйдем отсюда!
– Ты что, поверил глупым суевериям? – Братислав скривился в улыбке.– Иди куда хочешь! Вы все, – поворачиваясь, атаман вглядывался в тревожные лица чумаков,– вы все можете убираться отсюда! Лично я намереваюсь заночевать в замке и наутро потребовать с местных мешок серебра за то, что очистил их проклятый замок от нечисти!
Братислав ликующе рассмеялся.
До чумаков стала постепенно доходить идея атамана. Кивая головами, они кровожадно заулыбались.
– Кто боится, может провести ночь в роще! Или с бродяжками во дворе! – снисходительно произнес Братислав, повысив голос так, что задрожали темные стены.– Только серебра потом не ждите! Лично я собираюсь как следует выспаться в панской спальне! – развернувшись, атаман решительно направился к широкой лестнице на второй этаж, унося за собою свет.
Чумаки последовали за ним. Некоторые, заворчав, что «уж лучше это, чем снова ночевать в поле», остались в просторной зале первого этажа.
Хома повсюду следовал за атаманом и устроился на ночь на полу спальни, которую занял Братислав. Когда все улеглись, закрыв глаза, он стал прислушиваться к звукам.
Что-то тревожило Хомино сознание, но он никак не мог понять, что именно. И вдруг его осенило. Подскочив на месте, парень стал на ощупь подкрадываться к атаману, стараясь не налететь на него в темноте. Братислав лежал на кровати, широко раскинув руки и ноги, и храпел так, что сотрясались стены. Склонившись над ним, Хома хотел осторожно потрогать атамана за плечо. Вздрогнув, тот распахнул глаза и молниеносно схватился за саблю.
– Тише, тише! Это же я! – отскочив, Хома испуганно сжался.
– Что тебе надо? – не опуская саблю, угрожающе прорычал Братислав. Его глаза снова стали медленно закрываться. Видимо, атаман сильно устал.
– Мне кажется, Демьян пропал,– тревожно прошептал Хома, стараясь не разбудить остальных.– Он ведь так и не вернулся после того, как расседлал лошадей.
Братислав открыл глаза и медленно сел на кровати.
– А ведь и правда,– атаман задумчиво пожевал губу и, убрав саблю, лег обратно.
Подождав немного, бурсак переспросил:
– Так что будем делать-то?!
– Пес с ним,– наконец вымолвил Братислав, сонно поворачиваясь на бок.– Думаю, Демьян навалил в штаны от страху и удрал, не дождавшись серебра. Спи.
Хома лег на пол возле кровати и испуганно вгляделся в далекий черный потолок.
– Братислав,– снова прошептал он, и атаман вздрогнул, проснувшись.– Ты не потерял мою тетрадь? Мне нужно кое-что посмотреть.
С ворчаньем расстегнув кафтан, атаман запустил тетрадью прямо бурсаку в лицо:
– Что ты собрался читать в темноте? Спи, собака!
Схватив пухлую тетрадь, Хома бережно расправил страницы. Да, в такой темноте действительно было невозможно что-либо разобрать. Поскорей убирая тетрадь за пазуху, бурсак случайно распахнул воротник рубахи. Комнату озарил ровный голубой свет, исходящий от амулета. Запахнув зипун, Хома в тревоге оглянулся, не разбудило ли сияние кого-то из чумаков, но ничего не разглядел дальше нескольких шагов, так как замок поглотила мгла.
Глава X
Ужас ночи
Когда Хома наконец перестал вглядываться в мрачные тени на потолке под залихватский храп атамана и чумаков, он наконец заснул тяжелым, мучительным сном. Снилась ему непроглядная чернота, озаряемая яркими внезапными вспышками, и стены, залитые густой бурой кровью. Ворочаясь во сне, бурсак ощущал странное тяжелое прикосновение, словно кто-то незримый и большой сжимал его горло, вдавливая в пол. Когда ощущение стало невыносимым, Хома проснулся.
В ужасе открыв глаза, он вначале не увидел совсем ничего. Испугавшись, что ослеп, Хома попробовал встать, но тело не слушалось его. Часто моргая, он пробовал глубоко дышать, но легкие словно полыхали огнем, кислорода не хватало, перед глазами плыли яркие круги. Противная слабость разлилась по всему его телу. Вдруг, разрезав ночную тишину спальни, из коридора раздался отчаянный вопль.
Невероятным усилием парень медленно встал на ноги. Голова закружилась, и он схватился за стену, чтобы не упасть. Стена пульсировала под его рукой и была горячей, будто раскалилась от солнца.
«Какого еще солнца?!» – подумал он и в страхе отдернул руку, наконец различив в темноте силуэт кровати. Кровать была пуста. Атамана на ней не было. Приглядевшись, Хома понял, что он в спальне один.
Ужасный крик повторился, превращаясь в протяжное, жуткое завывание. В коридоре послышался топот ног, лязг металла. Через распахнутую дверь промелькнули темные силуэты. Они были чернее, чем сама темнота. Поведя руками, он стал на ощупь выбираться из спальни. Неожиданно в коридоре раздался выстрел. Вскрикнув, кто-то рухнул перед дверью, преградив Хоме выход. Приглядевшись, он опознал одного из чумаков. Глаза чумака глубоко ввалились. Он был мертв. Отпрянув от него, бурсак стал вглядываться во тьму широкого коридора.
Что-то невообразимо страшное творилось вокруг. Словно обезумевшие, между колонн бегали чумаки, размахивая саблями, рубя перед собою воздух и прицеливая ружья в кого-то.
Кто-то раненый лежал на полу, слабо шевелясь и тихо постанывая.
Ударившись о дверь перед Хомой, рядом с ним, пронесся Свирид. Вместо глаз у чумака зияли окровавленные пустые глазницы. В руках он держал расплывшиеся белки глаз.
«Он вырвал себе глаза,– пронеслось у Хомы в голове.– Пресвятая Богородица! Он ВЫРВАЛ СЕБЕ ГЛАЗА!»
Оставаться на месте становилось все опаснее. Уже не раз кто-то грубо толкал Хому или поднимал на него ружье по ошибке, но бурсак чудом успевал отскочить во мрак спальни. Самое ужасное было то, что он никак не мог понять или разглядеть, с кем же сражались чумаки, но буквально кожей ощущал витающее в воздухе зло. Казалось, даже черные стены замка гудели, осуждая, ненавидя тех, кто вторгся в него.
Выставив вперед руки, чтобы случайно не столкнуться с кем-то в темноте, парень сделал рывок и нырнул за круглую колонну.
В темноте все так же слышались крики, стоны, топот и шум сражения. Не понимая, что делать дальше, Хома глубоко вдохнул и осознанно погрузился в бесконечное нечто. Его тело стало проваливаться и…
Сухой ветер обвивал его лицо, стало светло. Откуда именно лился этот ровный, холодный свет, понять было невозможно. Казалось, он проникал отовсюду
