Аббат нахмурился. Вийон украдкой присматривался к его лицу, выискивая признаки гнева или беспокойства. Но ничего такого не приметил. Аббат был всего лишь бледным и уставшим.
– И отчего же кого-то из них может тут не хватать? – спросил он. – Тут должны быть все наши братья. Если перед смертью они не ушли из монастыря или не перебрались в другой.
– Тогда почему, преподобный, – Вийон рискнул задать очередной вопрос, – нет среди них некоего Фаустина? Его имя вырезано на надгробии преподобного аббата Гиссо. «Доброму Фаустину», – написал неизвестный каменщик, что позволяет думать, что старый аббат питал к оному монаху большое доверие…
– Фаустин? – ни один мускул не дрогнул на лице аббата. – Я не слышал ни о каком Фаустине. Поэтому не знаю ничего, что может быть тебе полезным. Но, если помнишь, я тут недавно и не знаю, что происходило в годы правления моего предшественника. Может, этот таинственный Фаустин, о котором ты спрашиваешь, оказался черной овцой в нашей отаре, недостойной упоминания после смерти?
– Но разве не удивляет вас, – Вийон теперь рисковал куда больше, чем во время азартной игры в карты, – что некто столь дорогой вашему предшественнику, что имя его оказалось на надгробии оного, был совершенно обойден памятью в книгах вашего аббатства? А если это как-то связано с несчастьем, которое свалилось на вас, словно глас трубы Судного дня?
– Если оный Фаустин и правда умер в нашем аббатстве, тогда он похоронен в нашей крипте. В церкви нет оссуария, потому что тела в здешних скалах разлагаются медленно. Монахов складывают в гробы с таблицами, на которых выписаны их имена в ордене и место в монастыре. Тела их ты найдешь в проходе под хорами и в часовне, куда ведет второй коридор.
– Я могу проверить, нет ли среди них Фаустина? Ваше преподобие дает на это согласие?
– Конечно, – аббат махнул рукою, словно гоня надоедливую муху. – Расспроси других монахов, брат. Быть может, кто-то из них поможет тебе раскрыть эту загадку.
Вийон кивнул, не упомянув, что никто из опрошенных им ничего не смог сказать о том, что его интересовало. Все, конечно же, униженно кивали. Увы, как правило, не в ту сторону, где лежало объяснение тайны.
– Спасибо, брат.
Он уже был подле дверей, когда остановил его тихий, меланхолический голос аббата.
– Брат Франсуа…
– Да, ваше преподобие?
– Если ты случайно откроешь нечто… что наведет тебя на след, откуда взялось наше несчастье… Приди и скажи об этом мне. Прошу… Очень прошу.
4. Цена
Крипта, лежавшая под хорами и трансептом церкви Святого Маврикия, была чуть ли не самой старой частью аббатства. Покрытый паутиной и плесенью, по щиколотку – а порой и по колено – в воде, Вийон, сгорбившись, продвигался вперед, обходя распадающиеся гробы, спотыкаясь о черепа и присвечивая себе коптящим факелом.
Со всех сторон его окружали простые четырехугольные гробы, грубо тесанный камень, пожелтевшие черепа и берцовые кости, обтянутые высохшей, желтоватой, словно пергамент, кожей. А единственными точками для ориентира оставались очередные гробы, ниши, колонны и подземные молельни.
Мокрый и злой, он медленно шел вперед, порой нащупывая дорогу руками, иной раз отбрасывая ногой расколотые гробы, выпавшие из стенных ниш, – останки их хозяев разбросаны были по каменному полу. Вскоре он убедился, что в хорошем состоянии пребывают лишь недавно захороненные домовины. Гробы времен минувших просто гнили и рассыпались, а на поверх их обломков ставили новые. Порой он натыкался на ниши, наполненные костями и останками, – как видно, аккуратные бенедиктинцы время от времени упорядочивали кладбище, собирая с пола кости постарше.
Он читал медные, позеленевшие таблички на крышках. Не все были различимы – по некоторым он водил пальцами, как слепец, пытаясь прочесть вырезанные в мягком металле буквы. Увы, ни одна из надписей не складывалась в имя Фаустина.
Прошло немало минут, часов, а может, и дней – потому что время в крипте, казалось, текло, как кровь из разбитого носа шлюхи, – пока он наконец не присел на одном из гробов, сердитый и замерзший. Обошел все проходы, молельни и два малых зала, полные разбросанных, тонущих в воде костей меж прогнившими, разваливающимися гробами, небрежно поставленными один на другом. Он не только нигде не нашел следов таинственного любимца аббата, но и так и не понял ни цели, ни смысла этого поручения. Существовал ли Фаустин на самом деле? Отчего епископу так необходимы были его останки? Пока что это были загадки без ответа.
Откуда в катакомбах взялась вода? Это было интересно, так как вода доходила ему до щиколоток и выше, однако окрестности не выглядели болотистыми. Он машинально сунул в воду пальцы и осторожно лизнул. Почувствовал соленый вкус. Морская вода в крипте? Но ведь катакомбы лежали намного выше уровня моря!
Интересно, откуда она подтекала? Сверху? Через одну из могил? А может, из места, которого он пока не нашел?
Он вслушивался в тишину и вскоре услышал легкий плеск, доносящийся из-за прямоугольного саркофага. Пошел туда, подсвечивая себе факелом и внимательно вглядываясь в щели в стене.
И вскоре встал перед низкими, окованными дверьми, ведущими в дальнюю часть подземелья. Казалось, их старательно врезали в стену. Но сквозь щели просачивались струйки морской воды.
Дернул за ручку, но безрезультатно. Любопытно, что на двери не было ржавчины: казалось, еще несколько дней назад крипта была не залита. А поскольку Вийон так и не справился с дверью путем уговоров, то сунул факел в щель в стене, а потом добыл из сумы Царя Давида и атаковал замок коварством. Ему даже не пришлось напрягаться. Достаточно было сконцентрироваться на минуту, и замок уступил, послушный, словно девица.
Полный нетерпения, он ухватился за ручку, потянул – и тогда дверь отскочила с такой силой, словно изнутри ударил в нее осадный таран. Из темноты хлынула вода, неся на своем хребте водоросли и снулую рыбу. Поэт отлетел назад, рухнул на прогнивший гроб, развалил его в щепки, раздавил скелет, моментально вымок с головы до ног. Отчаянно рванул наверх, царапая руки о кости и ребра. Но мог больше не спешить – вода уже опала. Поднялся, тяжело дыша, к счастью, неожиданный потоп не намочил факел, воткнутый в щель в стене. Вийон подхватил его и осмотрелся.
За железной дверью находился небольшой восьмиугольный ораторий. Комнатка буквально пять на пять шагов, заставленная старыми гробами. Каменный пол все еще покрывал тонкий слой воды, и Вийон наклонился, рассматривая колышущиеся водоросли и рыбу. Опустил факел и по серому брюху, покрытому мелкими коричневыми точечками, узнал лосося, морскую рыбу.
Откуда, ради рогатого дьявола, она взялась в этой крипте?
Он осмотрел стены, но
