Мия не видела смысла это отрицать.
– Не так, будто часть меня умерла, – девушка пожала плечами. – Но да, скучаю.
Аалея поджала губы, словно сомневалась, стоит ли ей говорить дальше.
– Я тоже однажды любила, – наконец произнесла женщина. – Думала, что это место и выбранная мною жизнь не смогут осквернить то, что казалось столь непорочным. – Шахид провела пальцами по губам. – Я любила того мужчину, как Ночь любила День. И обещала ему, что мы всегда будем вместе.
– Что произошло? – спросила Мия.
– Он умер, – Аалея вздохнула. – Смерть – единственное обещание, которое мы все сдерживаем. Наша жизнь… в ней есть место для любви, Мия. Но любовь похожа на осенние листья. Сегодня она прекрасна. А завтра горит на костре. В память о ней остается лишь пепел.
Мия притихла, представляя навеянный Аалеей образ. Ее взгляд был прикован к склепу. Она пыталась не вызвать подозрений, но последнее, чего ей сейчас хотелось, это стоять здесь и рассуждать о любви и потере с серийным убийцей. Особенно если в словах Эшлин была хоть крупица правды…
– А ты думала, что однажды будешь сидеть у теплого очага? – спросила Аалея. – С возлюбленным под боком и внуками на коленях?
– …Я уже не знаю, что я думала раньше.
– Эта участь не для Клинков, – Аалея взяла руку Мии и прижала ее к губам. – Все когда-нибудь кончается, Мия. Но в этом знании есть своя прелесть. Чем ярче пламя, тем быстрее оно гаснет. Но его тепло может согревать нас вечность. Даже от любви, продлившейся всего одну неночь. Для таких людей, как мы, нет вечных обещаний.
Мия посмотрела на статую наверху. На глаза, которые преследовали ее, куда бы она ни пошла.
– Мой отец говорил, что хороша та история, которая вовремя заканчивается. Если рассказывать ее слишком долго, можно обнаружить, что счастливых концов не бывает.
Аалея улыбнулась.
– Мудрый мужчина.
Мия покачала головой. Вспомнила, как он умер. Ради чего.
– Не настолько мудрый.
В ее ушах раскатывалось эхо слов Эшлин. Девушка стиснула челюсти.
Аалея снова посмотрела на пустой склеп Трика.
– Он бы стал хорошим Клинком, – вздохнула она. – И был красавцем. Но теперь он мертв. Не позволяй своему горю сбить тебя с пути, Мия.
Та всмотрелась в глаза Аалеи. Ответила стальным голосом:
– Я знаю свой путь, шахид. Порой горе – это все, что заставляет меня по нему идти.
Женщина улыбнулась – сладко и горько, как шоколад.
– Прости меня. Полагаю, от преподавательских привычек нелегко избавиться. Ты теперь Клинок. И женщина. Да еще и красавица. – Аалея подалась ближе, сосредоточив взгляд на Мие, ее губы были совсем рядом. – Ты всегда мне нравилась. Знай, если тебе когда-нибудь понадобится совет – он твой. И если тебе когда-нибудь захочется разжечь пламя, чтобы согреться холодной неночью – я здесь.
Пульс Мии участился, кожу начало покалывать. В такой близости она могла учуять розы и мед в парфюме шахида. Глядя в эти темные, подведенные сурьмой глаза, она снова задалась вопросом, была ли в запахе Аалеи какая-то аркимия или…
«Сосредоточься на цели, Корвере».
Мия высвободилась из рук женщины. Облизала внезапно пересохшие губы.
– Благодарю, шахид, – пробормотала она. – Я подумаю об этом.
– Уверена, что так и будет, милая, – ответила Аалея, улыбаясь шире. – Что ж, оставлю тебя наедине с воспоминаниями. Не позволяй Достопочтенному Отцу обнаружить тебя здесь без добычи, если только, конечно, тебе не хочется услышать, как он буянит.
Шахид масок склонила голову и выпорхнула из зала, но ее запах продолжил витать в воздухе. Мия смотрела ей вслед, притяжение женщины едва не вывело ее из равновесия. Но все омрачала причина, по которой она вернулась, давя бабочек в животе. Девушка ощутила, как ее тень покрывается рябью, тьма у ног начала набухать.
– …Она опасная…
– Так можно сказать про всех женщин, которых я знаю.
– …С чего начнем?..
– Ты начни с этого конца и направляйся к центру. Я начну у ног Матери. Прислушивайся к шагам. Нам не нужна компания.
– …Ты искренне думаешь, что эти поиски принесут результат?..
– Я уже не знаю, что думать. Так что давай побыстрее покончим с этим.
Мия присела у основания статуи Наи и под светом из кровавых витражных окон начала изучать имена, вырезанные в камне. Одно за другим. Тысячи. Спираль, начинающуюся у ног богини. Имена королей, сенаторов, легатов и лордов. Священников и проституток, нищих и ублюдков. Имена каждого, принесенного в жертву Черной Матери.
Ее единственной компанией были хор и Мистер Добряк; сама девушка работала молча. Гадая, что делать, если Эшлин сказала правду. Пару раз ей пришлось прятаться в плащ из теней, когда в зал забредали Десницы или новые аколиты. Но большую часть времени ее никто не прерывал. Стоя на коленях в сумраке, она читала имена мертвых, смешивающиеся в голове.
Мия помнила ту перемену, когда он умер. Ее отец. Стоя перед петлей и вопящей толпой. Кардинал Дуомо с бородой, напоминавшей изгородь, и широкими плечами стоял на эшафоте. Юлий Скаева с угольно-черными волосами и глубокими темными глазами был наверху, облаченный в консульскую мантию, окрашенную фиолетовым и кровью. Они пришли для того, чтобы посмотреть, как предводителей восстания повесят за преступления против великой Итрейской республики. Судья Дарий Корвере и генерал Гай Антоний набрали армию и собирались повести ее на собственную столицу. Но накануне вторжения пришло спасение, и предводителей мятежа доставили в руки республиканских властей.
Мия была слишком юной, чтобы задавать вопросы. А затем – слишком ослепленной, чтобы задаваться ими самой.
Но как?
Как предводители восстания попали в лапы Сената, находясь в безопасности собственного вооруженного лагеря? Антоний не был глупцом. Отец Мии тоже. Потребовался бы сам бог, чтобы прорваться сквозь оборону и захватить их в плен.
Бог. Или, возможно, кто-то, поклонявшийся богине…
– …Мия…
При звуке голоса Мистера Добряка она резко подняла голову, зрачки расширились во тьме.
– …О, Мия…
Она стремглав поползла по полу к тому месту, где стоял кот из теней. Изучила имена, вырезанные в граните. Ее отца и Антония повесили перед народом Годсгрейва – даже если люди Красной Церкви были замешаны в их поимке, казнь свершили не они. Но если кто-то погиб во время захвата, то, возможно…
– Бездна и кровь, – прошептала она.
Высеченное на камне, как и обещала Эшлин. Одно-единственное имя среди тысяч. Имя раба, который выкупил свою свободу, но все равно остался на службе у ее отца. Правая рука Дария Корвере. Его мажордом. Человек, который должен был быть со своим судьей, когда тот готовился напасть на столицу. Человек, который должен был оставаться с ее отцом до последнего.
Андриано Варнесе.
– …Значит, это правда…
В животе похолодело, ее пальцы обвели имя на камне.
Рот наполнился пеплом и пылью.
Красная Церковь участвовала в поимке ее отца. Вот кто виноват в том, что восстание было подавлено. Почему еще имя мажордома ее отца было бы вырезано здесь на камне? Как
