Калеб пристально смотрел на него.
– И сколько тебе лет было?
– Двадцать или двадцать один. Мальчишка еще.
– Но он не вернулся. Тогда его взяли в плен в Обитель.
– Да, но я этого не знал. Семь ночей, Калеб. Достаточное время, чтобы подумать о том, что это такое, убить человека, особенно – родного брата. Поначалу я раздумывал, смогу ли я вообще это сделать. Наши родители умерли, и Тео был единственным, кто у меня в этом мире остался. Но шли ночи, и я кое-что понял. Есть нечто худшее, чем убить его, – допустить, чтобы это сделал другой. Окажись все наоборот, если бы меня взяли, я бы не хотел, чтобы случилось иначе. Поверь, я не хотел этого делать, но я был обязан сделать это для него. Это была моя обязанность, и ничья больше.
Питер помолчал, давая Калебу время осознать его слова.
– И тут то же самое, сын. Я не знаю, почему я должен это сделать. На этот вопрос я не отвечу. Но это не имеет значения. Ты отвечаешь за Пим и детей. Тебя послали на эту землю, чтобы защищать их до последнего вздоха. Это твое дело. А это – мое. Тебе нужно позволить мне исполнить предназначение.
Стоя на «Наутилусе», Майкл объяснял членам экипажа, которые будут помогать спускать яхту в воду, как и что делать. Корпус обмотали, как паутиной, толстым канатом. При помощи железного крана и системы блоков яхту снимут со стапеля и опустят в воду. Когда она окажется в воде, они срежут канаты, поставят мачту и пойдут под парусом до Нью-Йорка.
– Он убьет тебя, – сказал Калеб.
Питер ничего не ответил.
– А если у вас получится? Эми не может уйти. Ты сам говорил.
– Нет, не может.
– И что тогда?
– Тогда я буду жить своей жизнью. Как ты – своей.
Питер ждал, что сын скажет еще что-то; но тот молчал, и он положил руку на плечо Калебу.
– Ты должен принять это, сын.
– Это нелегко.
Калеб запрокинул голову. Сглотнул.
– Когда я мальчишкой был, мои друзья все время о тебе болтали. Иногда говорили правду, но чаще всего – полную чушь. Смешно, но я переживал за тебя. Не скажу, что мне не нравилось это внимание, но еще я знал, что ты не хотел бы, чтобы люди так о тебе думали. Меня это, типа, в тупик ставило. Кому же не хочется быть важной персоной, героем? Но однажды меня осенило. Ты делал это ради меня. Это был выбор, сделанный тобой, и остальное для тебя уже не имело значения. Ты был бы совершенно счастлив, если бы мир о тебе вообще забыл.
– Это правда. Именно так я это и воспринимал.
– Я вдруг понял, что мне чертовски повезло. Когда ты стал работать у Санчес, я думал, что-то изменится, но нет.
Он снова посмотрел на Питера.
– И теперь ты спрашиваешь меня, могу ли я просто отпустить тебя. Ну, не могу. На это меня не хватит. Но могу понять тебя.
Некоторое время они сидели молча. Корабль начал пробуждаться ото сна, пассажиры вставали, потягиваясь. Неужели это действительно случилось, думали они, моргая и глядя на совершенно непривычный морской цвет неба. Неужели я и вправду на корабле? Вот это солнце, вот это море? Насколько они ошеломлены, должно быть, подумал Питер, этим безграничным спокойствием. Голоса становились громче, детские, по большей части, для которых ночь ужасов, окончившись резко и совершенно непредвиденно, открывала дверь в совершенно новую жизнь. Они ложились спать в одном мире, а проснулись в другом, настолько отличном, будто это иная реальность. Шли минуты, и все больше пассажиров подходили к рейлингу, будто их туда магнитом тянуло. Показывали, шептались, разговаривали. Он слушал их, и в его голове потоком струились воспоминания. А еще ощущение того, сколь многое он уже никогда не увидит.
К ним подошел Майкл. Бросил взгляд на Калеба, оценивая ситуацию, потом посмотрел на Питера. Сунул руки в карманы.
– Все припасы на борту, – сказал он тихо, будто извиняясь. – Думаю, уже все готово.
Питер кивнул:
– О’кей.
Но не сдвинулся с места.
– Ты хочешь… хочешь, чтобы я другим об этом сказал?
– Думаю, так будет лучше.
Майкл ушел. Питер повернулся к сыну.
– Калеб…
– Я в порядке.
Калеб встал с ящика, скованно, будто раненый.
– Пойду за Пим и детьми.
Все собрались у «Наутилуса». Лора и Рэнд стояли у лебедки, при помощи которой Алишу, привязанную к носилкам, погрузили на яхту. Майкл и Питер отнесли ее в небольшую каюту яхты, а потом спустились по лестнице, к остальным: Калебу с семьей, Саре и Холлису, Гриру, который уже немного пришел в себя после аварии и был в состоянии выйти на палубу, хотя у него и была перевязана голова, и стоял он неуверенно, опираясь одной рукой на корпус «Наутилуса». Со всех сторон на них смотрели люди; слухи о том, что произойдет, уже разошлись. Было 8.30 утра.
Последние слова прощания. Никто не знал, с чего начать. Всеобщее оцепенение прервала Эми. Она обняла Луция, и они тихо перемолвились парой слов так, чтобы никто не слышал, а потом к Эми подошли Сара и Холлис, который, судя по всему, был подавлен больше всех. Он крепко прижал Эми к груди.
Конечно же, Сара сдерживала себя. Ее самообладание было обманчиво. Она не пойдет к Майклу, просто не сможет этого сделать. И, наконец, когда все уже почти закончили прощаться, он сам к ней подошел.
– Чтоб тебя, Майкл, – жалобно сказала она. – Почему ты каждый раз так со мной поступаешь?
– Наверное, у меня талант.
Она обхватила его руками. Из уголков ее глаз потекли слезы.
– Я солгала тебе, Майкл. Я никогда не забывала о тебе. Ни на день.
Они отпустили друг друга. Майкл повернулся к Лоре.
– Так что вот.
– Ты же с самого начала знал, что не пойдешь на корабле, так?
Майкл не ответил.
– О, черт. Наверное, и я типа догадывалась, – добавила Лора.
– Позаботься о моем корабле, – сказал Майкл. – Я на тебя рассчитываю.
Лора приложила ладони к его щекам и поцеловала, долго и нежно.
– Береги себя, Майкл.
Он забрался на «Наутилус». Став у лестницы, Питер пожал руку Гриру, а потом Холлису; долго и крепко обнимал Сару. С Пим и детьми он уже попрощался. Оставался его сын. Калеб стоял в стороне. Его глаза были напряжены, он сдерживал слезы; он не станет плакать. Питер внезапно понял, что его будто провожают на смерть. А еще ощутил гордость, сильную, как никогда
