Таламон выходит из кабинета, закрывает его на ключ и удаляется в сторону лестницы. Я приближаюсь к двери, попутно выудив заранее спрятанную мною на подоконнике самодельную отмычку. Замок не простой, но я уже открывал и закрывал его десятки раз. Подготовка и планирование. Иногда очень классно быть мной.
Мне нужны перо, чернила, чистый свиток пергамента, печать и подпись. Большинство из этого лежит на видном месте. Спасибо, магистр. Тот редкий случай, когда от вас хоть какая-то польза. Я сажусь и приступаю к работе. В письме будет указано, кто ответственный, когда отправление, кто будет сопровождающим, какой груз, а также особые распоряжения насчет меня. Сопровождающим всегда выступает юстициар, находящийся на портовой вахте. Маг, отдающий распоряжение, знает, кто это, и вписывает его имя заранее. Юстициар-страж Люций, как подсказала мне доска с графиком постов. Почти все юстициары Арзамаса имели категорию стража – первая ступень их карьерной лестницы. В основном это новички, не имевшие опыта охоты на магов-отступников. Сегодня вторник, а значит, грузом будет провизия. Хорошо, что так и мне не пришлось придумывать нечто вроде яиц василиска или еще какой чепухи. Солнце почти в зените. Время отправки назначаю на полдень. Указываю особые распоряжения насчет меня. Ставлю печать и, как последний штрих, подпись. Наверное, подпись нужно было ставить перед тем, как писать все письмо целиком. К счастью, пара ночей, проведенных в попытках копировать подпись Таламона, и десяток исписанных листов не были бесполезными.
Я выхожу из кабинета и направляюсь к месту своего заключения. В одном из складских помещений, в мешочке с миндалем, спрятан весьма интересный предмет. Богато украшенный стилет с ярко-голубым лезвием. Я украл его из музея университета на третьем году обучения. Мысль о побеге посещала еще тогда, но я решил, что глупо убегать от столь гостеприимного общества, да и после несладкой юности любая халява казалась роскошью. Три года, каждую ночь, я выбирался из своей темницы и перепрятывал стилет в новый мешок. Каждое утро ученики с кухни забирали пару горстей, останавливаясь в нескольких сантиметрах от утерянной реликвии.
Замон сидит на своем посту, листает книгу, которую я ему посоветовал. «Житие священников северных высот». Чтиво на любителя, основанное на реальных событиях из жизни путешественника, в горах, с заклинателями ветра. Я выбрал именно это произведение из-за многих полезных мыслей, высказанных там хоть и абстрактным текстом: например, идей аскетизма. Таламон удивляется, что мои успехи в большинстве дисциплин намного лучше, чем у однокурсников. Но я ведь в заточении. У меня есть свет, книга и стены. У меня просто нет выбора. Чем больше сжигаешь мостов, тем меньше остается дорог. Я лишил себя выбора сознательно, дабы посторонние мысли не отвлекали меня от самообразования. Хочешь научиться красиво писать? Купи перо, чернила, пергамент и убери из комнаты все, кроме письменного стола. Хочешь много знать? Убери все, оставь лишь книги. Редко когда сила воли человека позволяет игнорировать внешние факторы. Как правило, они отвлекают от главной цели; если, конечно, эта цель вообще есть. Друзья делятся своими проблемами, мир вертится вокруг, подкидывая множество новых идей и мыслей. Чужих мыслей и чужих идей. Мусор для разума, не более. Слои чужеродной информации накладываются на сознание, подобно чешуям луковицы, а внутри есть изначальное зернышко: человеческая личность, которая забыта, зарыта под общественным, информационным гнетом. А когда не у кого спросить совета, негде прочесть, негде узнать – начинаешь думать сам, и, возможно, придет озарение. Понять самому – намного важнее, чем узнать от другого. Это огромная разница. Ведь ты будешь пользоваться своим разумом всю жизнь и сможешь сам находить решения и ответы в своей голове. А учиться и спрашивать совета у кого-то… рано или поздно этот путь приведет в тупик. И тогда этот вечный ученик поймет, что достиг предела. А совершенствующийся своим разумом пойдет дальше, ибо не знает, где предел, ведь у него нет примера, на который он равняется…
Замон заходит в кладовую, поймав меня в крайне неудачный момент.
– Децимус?.. Что ты здесь делаешь?
– О-о-о, ты как раз вовремя. Что я делаю? Да искал одну штучку…
Он смотрит, как я прячу стилет под робу. Проклятье, местные одежды не имеют карманов. Еще одна из сотен мер безопасности. Благо не приходится прятать и свиток. Удивление в глазах мальчика плавно перетекает в испуг. Обожаю наблюдать за таким эмоциональным перепадом.
– Пойду свежим воздухом подышу.
Он в ступоре: возможно, думает, что я шучу.
– Одна из плит пола в моей камере имеет под собой секретник. Все это теперь твое.
– Я не понимаю… Тебя выпускают?
– Ну, почти. Я сам выхожу. И если меня не будет здесь долго, ты обязан известить о моем отсутствии. Но если ты этого не сделаешь, у тебя будут проблемы. Если, конечно, не найдется какого-то алиби: например, ты был связан или убит… Потому я бы хотел обратить твое внимание на стоящую вон там бочку…
Я указываю на пустоту в углу, он поворачивает голову, я наношу точный удар в челюсть. Едва ли я большой специалист кулачных боев, но в сравнении с большинством магов – настоящий чемпион. Я подхватил падающего Замона и аккуратно положил на пол. Немного подумав, врезал еще пару раз, но, кажется, мой кулак пострадал больше его лица. Благо у меня специфические отношения с болью. Не хочу, чтобы у паренька возникли из-за меня неприятности.
Арзамас окружен высокой крепостной стеной, имеющей один-единственный вход-выход. В замках всегда имеются потайные ходы, секретные комнаты, но здесь я их так и не обнаружил. Ворота сторожат юстициары, и две здоровенные статуи, которые в один миг могут стать исключительно опасными противниками.
Я прохожу через парк и направляюсь прямо в отделение юстициаров. В небольшом приземистом здании расположены казармы, тренировочные секции, а также отдельные учебные классы. Оружейная находится в подвале, там же хранятся блокирующие браслеты и, что самое важное, ключи от них.
Страж на входе встречает меня едва заметным кивком и пропускает внутрь без лишних вопросов. Трехлетние потуги войти в доверие не прошли даром, и многие относились ко мне с неслыханным для мага уважением. Изначально было тяжко, и приходилось ощущать себя помесью мусорной урны и груши для битья. Ненависть от унижения была столь
