Но я послушалась, будто именно этого приказа мне и не хватало. Уверенно сжала пальцы, с удивлением и восторгом ощутив, что нити Тьмы снова в моих руках.
Но как же тяжело их было удержать! Только бешеное упрямство и страх разочаровать мужчину, что стоял так близко за моей спиной, не позволили мне сдаться и отступить.
Драугр дернулся, мгновенно застыв на месте, и его глаза кроваво-красно полыхнули.
— Поздравляю, магиана Ирис, — спокойно произнес Дэйн, точно я не высшую нежить держала в руках, а котенка. — Вот вы и сделали невозможное. Подчинили драугра на первом же году обучения.
Я тяжело дышала, понимая, что отпускать мертвеца все еще нельзя. Но похвала сладким нектаром пролилась на сердце, так жаждущее внимания именно этого мужчины.
Дэйн отошел от меня чуть в сторону. Подул легкий ветерок, охлаждая спину, за которой стало неприятно пусто. Но с каждой минутой, что я сохраняла управление над сумеречной тварью, мне словно становилось легче. Как будто руки обретали привычку.
Дэйн в это время прошел чуть вперед и, глядя на поле перед собой, словно начал размышлять:
— Как вы уже поняли, магиана Ирис, драугр — разумная тварь. Он мертв и знает об этом. А потому его существование — самое ужасное, что может случиться с живым существом. Именно в этом и заключается корень его ярости на весь мир. И чтобы не почувствовать на себе эту ярость, вы должны контролировать каждый миг рядом с ним.
Ветер слегка развевал светлые волосы главы академии, а я не могла не любоваться его точеным аристократическим профилем, в котором каждая черта была абсолютно идеальна. Поэтому смысл его слов доходил до меня с легким запозданием.
Но в какой-то момент я поняла, о чем он говорит, и задумчиво сдвинула брови.
— Почему же тогда высшие мертвецы не считаются просто иной формой жизни? Ведь они обладают разумом и волей. Как, например, наша комендантша, госпожа Аделия Ром. Она ведь призрак, но абсолютно разумный.
Ректор повернулся ко мне, спрятав руки за спину, и посмотрел с легким удивлением.
— Да, во многих высших мертвецах разум весьма силен. Но все же его нельзя ставить на один уровень с живыми существами. Их мысли отравлены Тьмой, Лариана. Злобой и ненавистью на весь мир. На вас, например, за то, что вы живы, а они — нет. За то, что вы можете чувствовать боль и удовольствие, а они этого лишены. Ведь им не бывает горячо или холодно. Их кровь остыла, а сердце навеки остановилось…
На последних словах голос Дэйна подозрительно погрустнел, а серый пепел глаз подернулся поволокой дождя.
После того как ректор в очередной раз отвернулся, пряча взгляд, моему сердцу вдруг стало тесно в клетке из собственных ребер. В горле застыла горечь.
В этот момент с возрастающим отчаянием я почувствовала, будто все сказанное он примеряет на самого себя.
«Они не могут чувствовать боль и удовольствие. Их кровь остыла, а сердце остановилось…»
Ледяные мурашки пробежали по спине. Я снова вспомнила все то, что занимало мои мысли последнюю неделю. А именно: существует ли проклятие, убивающее Дэйна, или все же нет?
И хорошо, что сейчас, как никогда прежде ярко, вокруг меня кружили темные потоки. Тренировка с драугром помогла мне войти в нужное состояние, чтобы чувствовать магию практически кожей.
Я медленно моргнула и вновь посмотрела на ректора сумеречным зрением. Вокруг него огромными кольцами двигалась Тьма. Словно спирали хвостов громадных змей. Словно густой туман, который повиновался каждому движению своего хозяина. И этим хозяином был Люциан.
Его Тьма была велика, как океан, но она была приручена. Я видела силы, которыми он был способен управлять, но я не видела ничего, что отравляло бы его тело подобно телу хомяка.
Выдохнув с облегчением, снова моргнула, сосредоточившись лишь на безупречном профиле, очерченном прямым водопадом снежных волос.
— И все же я не понимаю, — проговорила уже гораздо спокойнее. — Да, мертвые не способны дышать, их тела не функционируют, как наши. Зато они могут не бояться смерти. Не бояться голода или болезней. А ведь это означает вечную жизнь! Многие живые позавидовали бы им, потому что лишены подобных привилегий. А значит, потеря человеческого сознания — это собственный выбор мертвых. Зачем злиться, если можно существовать… иначе?
Честно говоря, я и впрямь не понимала. Ведь если кровожадность изначально не заложена в природе нежити, значит, должны существовать вполне разумные и спокойные экземпляры?
Дэйн повернул голову и странно взглянул на меня.
Я, может быть, и успела бы задуматься над смыслом этого взгляда, если бы в этот момент внимание не привлек Леонар. Прежде краем глаза я замечала, что он, как и демонологи, бегает по полю, безуспешно пытаясь взять под контроль сразу всех зомби. И, честно говоря, скрыться от одиннадцати оживших трупов было не так-то просто.
Но теперь внезапно он остановился и разом приструнил десяток трупов. Одичавшим остался лишь один. Тогда этот десяток теперь уже послушных бойцов окружили последнего кольцом, не пуская того к тяжело дышащему некроманту.
Дэйн проследил за моим взглядом и тут же крикнул принцу:
— Не забывайте, магиан Альвис, что травмировать нежить запрещено! Так что скажите своим… «союзникам», чтоб не трогали бедолагу!
Даже с такого расстояния было заметно, как наследник империи устало вздохнул и кольцо зомби лениво расступилось перед ним. Леонар с последним неподчиненным мертвецом остались стоять друг напротив друга.
И в следующую секунду умертвие бросилось вперед. С чудовищной скоростью, которую от него было сложно ожидать.
Я ахнула, зажав рот рукой. Но не прошло и нескольких секунд, как принц с трудом поднял дрожащую руку и перехватил черные нити управления над последним зомби.
— Ну вот, а говорил: «Не смогу, не смогу…» — с легкой усмешкой сказал Дэйн и снова вернулся ко мне взглядом. — А насчет ваших слов, магиана. Это, безусловно, очень интересная теория. Но, как показывает практика, большинство высших мертвецов неконтролируемо меняются после смерти. Их тело уродуется некромантией, а следом за ним и сознание тоже. Эти существа уже нельзя назвать абсолютно разумными в нашем, человеческом,
