Дэйн еле заметно усмехнулся. А потом подошел ко мне сзади, расположив руки по обеим сторонам от моих, и, едва касаясь губами уха, спросил:
— Так хочется узнать, кто станет твоим возлюбленным? Тем единственным, от кого кровь будет полыхать огнем? От чьих поцелуев дыхание станет сбиваться на стон?
Продолжая говорить, он сдвинулся чуть ниже, чертя губами обжигающую дорожку, едва касаясь шеи кончиком языка.
Воздух громко вырвался из легких. Голова мгновенно закружилась. Я закрыла глаза, чувствуя, как Дэйн убирает мои тяжелые волосы на правое плечо. А затем легким дразнящим прикосновением губ к затылку заставляет меня выгнуться в спине, прижаться к нему сильнее, почти застонать, как он и говорил…
Я подняла руки, зарываясь в его мягких волосах, не позволяя ему остановиться.
— Очень хочу узнать, — прошептала я с крепко зажмуренными глазами, тяжело хватая ртом воздух.
Получилось ужасно хрипло и сбивчиво. Услышав мой голос, Дэйн резко выдохнул, прикусив меня за основание шеи.
— Проклятье, Лариана…
А потом вдруг резко развернул меня и впился жадным поцелуем в распахнутые губы.
Ноги мгновенно ослабели. Я тихо застонала, сбивая дыхание, целуя в ответ так, словно от этого зависела моя жизнь. Словно стоит ему разорвать эту тонкую связь прикосновений, и я умру.
— Оказывается, с тобой невероятно опасно играть в такие игры, принцесса, — приглушенно прошептал он через пару мгновений. Когда наши губы разъединились, а он прижался ко мне лбом, тяжело дыша.
— В какие? — невнятно пробормотала я, чувствуя, как меня бьет дрожь, будто в лихорадке. Тело горело, голова отказывалась хоть что-то соображать. Был только он. Только Дэйн. Его руки, губы и поцелуи, которые казались не менее важны, чем воздух.
— Уже не важно, — отрывисто ответил он, через силу отстраняясь. — Мы должны остановиться. Сумеречный мир не место для любви.
От того, что тело больше не чувствовало его прикосновений, стало почти больно.
— Почему? — спросила я, и вышло ужасно жалобно.
Дэйн скривился. А потом ответил, снимая длинный плащ:
— Потому что это мир отца Тьмы. Здесь все иначе.
На Дэйне осталась одна тонкая шелковая рубашка красновато-черного цвета. И тогда, взмахнув плащом, он расстелил его на каменном полу, ловко усаживаясь посередине.
— Садись, попробую объяснить, — протянул он мне руку.
Я коснулась его длинных пальцев и уже через мгновение сидела у него между ног, прижимаясь спиной к широкой груди. Он обнял мои руки, заставляя обхватить себя за талию. Будто для того, чтобы я не могла прикоснуться к нему.
Это было ужасно. Моя кровь кипела, как лава в жерле вулкана. Необходимость дотрагиваться, целовать, вдыхать его запах стала почти болезненной.
Так нужно… Пожалуйста…
До стона в легких, до хрипа.
А Дэйн продолжал говорить:
— В Сумерках любой всплеск эмоций может привлечь самых невероятных тварей, каких только способна представить фантазия. Мы сейчас на первом уровне. Но страсть, испытываемая живыми людьми, способна вызвать демонов и со второго, и с третьего. Они голодны. И они чувствуют наши эмоции, ибо сами почти лишены их. И поэтому, Лариана, здесь нельзя сходить с ума. Нельзя испытывать даже толику желания. Это опасно. — Он внезапно сделал небольшую паузу, а затем отрывисто закончил: — А то, что испытываю я, выходит далеко за рамки простого сумасшествия…
Сердце в груди билось с такой силой, будто вот-вот разорвется. Казалось, что его стук разносится по всей площадке. И слова Дэйна только усиливали безумие.
— Но я так хочу… — прошептала я едва слышно, прижавшись как можно сильнее спиной к его груди, придвинувшись бедрами, с пьянящим волнением ощущая, как напряженно-твердо было сзади.
Дэйн выдохнул сквозь зубы.
— Лари… — почти прохрипел он, с силой сжимая руки на моих кистях, не позволяя мне пошевелиться. — Так нельзя…
Но я уже откинула голову назад на его плечо, потерлась носом об идеально выбритый подбородок, на котором уже успела появиться легкая шероховатость. И выдохнула почти со стоном:
— Еще немного. Пожалуйста…
В тот же миг Дэйн словно зарычал сквозь плотно сжатые зубы. Отпустил мои кисти, запустил ладонь в волосы на затылке и потянул, заставив откинуть голову. Подставить губы под голодный, обезоруживающий, пьянящий до дрожи поцелуй.
Под кожей, казалось, рассыпались раскаленные искры. Влажный язык с жадностью проник в мой рот, сводя с ума, окончательно отключая мозги.
Привкус мяты и зимы, холода и обжигающего безумия. Его руки на моей талии, сжимающиеся пальцы, движения, так легко воспламеняющие даже сквозь ненужную, лишнюю сейчас ткань платья.
— Тьма, Лариана, так нельзя, — низким отрывистым голосом повторил он, одновременно лаская сначала верхнюю мою губу, а затем нижнюю.
Я почти не слышала, что он говорит. Только мягкий, немного вибрирующий тембр, отдающийся в моей груди, только запах, окутывающий со всех сторон, проникающий в саму кровь.
Я тихо выдохнула и, инстинктивно почувствовав, что Дэйн вот-вот снова отстранится, накрыла сверху мужские кисти, управляя их движениями. Не давая исчезнуть этим отчаянно-дерзким ощущениям, дарящим сладкую слабость во всем теле.
Провела его ладонями по своему животу, чувствуя, как едва заметно дрогнули руки Дэйна. Как на миг замерло дыхание, как напряглись мышцы.
Огонь плеснул в кровь.
Слишком близко. Дэйн был повсюду. Его руки, губы, дыхание. Это абсолютно лишало воли.
Слишком близко, чтобы не думать о его ладонях, которые поднялись еще выше, повинуясь моему желанию. Накрыли грудь сквозь тонкий корсет.
Жар. Пламя через черную ткань.
Длинные аристократические пальцы теперь самостоятельно, без помощи сжались на напряженных вишенках моей груди.
Хриплый вздох, словно он захлебнулся воздухом. Поцелуи на шее, сквозь которые Дэйн прикусывал кожу.
И мой стон, который я даже не слышу. Не понимаю. Не контролирую.
— Пожалуйста, еще…
Дэйн вздрогнул, будто мои слова обожгли его.
— Лари, — тихий шепот в ответ. Густой, пьяный, темный…
И меня больше нет. Есть только он. И руки, медленно опускающие вниз мягкое декольте, накрывающие обнаженную грудь. Страстно сжимающие алые напряженные вершинки, вырывающие из моего горла стон за стоном.
А еще
