Наконец полог на входе снова откинулся, и сразу же в шатре стало многолюдно. Появившийся первым князь Ярослав, шумно поприветствовал хозяина шатра, выражая надежду на его гостеприимство.
— Продрогли на морозе то! Самое время испить нам горячего сбитня!
Следовавший за ним Прокл, поспешил исполнить его пожелание. Последним в шатёр вошел Дамиан. Поклонившись иконе и сотворив молитву, он благословил каждого присутствующего. После этого, всем своим видом выражая смирение и учтивость, встал перед великим князем. Тот, скосил глаза на хозяина шатра. Дамиан даже не повёл бровью. При этом наблюдавшему за ним Лютобору показалось, что очи иеромонаха блеснули лукавыми искрами. Юрий Всеволодович еще, какое-то время молчал, потом привычно хмыкнул.
— Вот так. — И повторил для Дамиана свою уже изреченную ранее волю. Тот учтиво выслушав, уточняя, стал переспрашивать и тяжёлые, будто высеченные из камня черты его лица, пришли в движение:
— Я, верно, понимаю, что вот этот добрый человек — плавный жест руки в сторону Путислава, позвал лекаря к своему чадо?
Князь подтвердил, и Дамиан продолжил, обернувшись к Парамону.
— А ты мой добрый брат во Христе, и прежде лечца гнал вон из шатра, а ныне и вовсе велишь его сжечь?! — К удивлению Лютобора, голос Дамиана звучал не громко, но обладал той же силой, что и голос дяди перед строем суздальцев. Еще он вдруг понял, что этому иеромонаху, уже известно обо всём, что успело произойти между двумя лекарями. И сегодня и ранее. Поражённый, он так над этим задумался, что не расслышал, не привычно тихий и невнятный, и прозвучавший с большой задержкой ответ Парамона. Дамиан посмотрел на брата во Христе, своим тяжёлым взглядом:
— Оставим же брат мирян ненадолго.
Парамон не ответив, стал нехотя натягивать поверх торжественного одеяния простой, без какой-либо вышивки кожух. Когда они вышли, все безмолвно провожали их взглядами. Только Ярослав посмотрев на брата, наполовину опустевшим кубком, указал в сторону входа.
— Ты это видел?
Юрий хранил задумчивое молчание. Ярослав не дождавшись ответа, хотел было сказать что-то еще, но в этот момент монахи вернулись.
— Мы с братом, рассудив, в делах лекаря, колдовства, либо ворожбы не увидели. — Дамиан говорил, глядя на великого князя. Каждое его слово звучало так значительно, что Лютобору, почему-то вспомнились отесанные глыбы камня, которые он видел на строительстве нового храма в Суздале. На Лавра он посмотрел, ожидая увидеть радость, или хотя бы облегчение. Лекарь стоял прямой как древко копья и равнодушный к происходящему. Только в тёмных глазах его, обращённых к монаху, проглядывало недоверие, и даже настороженность.
— Посему, он немедля сотворя молитву, может заняться лечением. — Сказал Дамиан, и в шатре установилась тишина. Все с ожиданием смотрели на Юрия Всеволодовича. Наконец тот, обведя собравшихся взглядом, сказал, что раз тут наконец-то всё разрешилось, им с братом самое время вернуться к делам.
— Хотим посмотреть на полон Жирослава. — Великий князь задержал взгляд на Путиславе и со значением добавил. — Говорят, он в поход сходил очень удачно.
Первыми шатер покинули монахи. Парамон, терявшийся где то в тени Дамиана, стал было что-то ему говорить. Тот не глядя на него, ответил так, что услышали все:
— Отмолим!
Князь Ярослав, задержавшись проводил Дамиана долгим, задумчивым взглядом и Лютобору этот взгляд, почему-то очень не понравился…
Глава девятая
Путислав уже довольно продолжительное время спорил с Лавром. Он требовал, чтобы тот немедля влил в Изяслава лечебный отвар. Лекарь не спешил. Воевода, привыкший командовать, хотел попросту ему приказать и не решался. Лавр, лелея в руках глиняную чашку, раз за разом повторял одни и те же слова.
— Дыхание его очень уж слабо. Плеснём не в то горло, ему и не откашляться. Утопим.
Опасения лекаря передались воеводе. Поэтому, не смея поступить решительно, но и не в силах бездействовать, он продолжал, не то убеждать, не то уговаривать.
Лютобор слушал их, и не мог понять, на чьей он стороне. Лавр, о котором ему и прежде доводилось слышать как об очень искусном лекаре, говорил разумно. Дядя, требуя не мешкать, по сути, предлагал изведать судьбу. Мысль подвергнуть Изяслава ещё и такому испытанию страшила. Но и ждать было уже невмоготу. Лавр с сомнением поглядывал то на чашу с отваром, то на раненого и возражал уже не так уверенно. Время уходило, и ему уже надо было на что-то решаться.
— Да хоть бы он на миг-то опамятовал! — В сердцах произнес лекарь, стал читать молитву об исцелении и вдруг Изяслав открыл глаза.
— Ожил! Слава те! — Прервав молитву, воскликнул Лавр.
— Сынок! — Путислав как подкошенный рухнул на колени перед ложе.
— Сынок! — Дрожащими пальцами коснулся лба сына. — Посмотри на меня! Посмотри!
Взгляд Изяслава был направлен прямо перед собой. Слов отца он или не слышал, или не понимал.
— Посмотри на меня! — Ласково просил Путислав и уже хотел сам повернуть голову сына лицом к себе. Лавр помешал ему.
— Насмотритесь еще! Дай мне сотворить скорее то, что должно! — С этими словами, он плечом оттер воеводу, одной рукой разжал челюсти раненого, другой одним движением, опрокинул в его рот чашу.
— Пей! — И заново начал ту же молитву.
Изяслав, не закашлявшись, проглотил отвар. Какое-то время был недвижим, потом чуть-чуть повернул голову к отцу. В его взгляде появилось узнавание.
— Сынок! — Хрипло простонал воевода.
Изяслав, не ответив, вздохнул и закрыл глаза.
Путислав еще пару мгновений ждал, потом схватил лекаря за руку.
— Что с ним? Говори!
Лавр продолжая молиться, указал пальцем на тихо, но мерно вздымающуюся в такт дыханию, грудь раненого.
— Спит? — Первым догадался вскочивший со скамьи Векша и, увидев кивок Лавра, порывисто обернулся к красному углу. Истово, троекратно перекрестившись, он громогласно вознёс хвалу господу. Через миг к нему присоединились все остальные.
Потом Лютобор долго не мог уснуть. Ночь должно быть давно шагнула за половину, а он всё ерзал на постели в поисках удобного для сна положения тела. Как бы ни лег, всё было не так, хотелось лечь как-то иначе и всё время тянуло посмотреть на Изяслава. Церковные свечи давно уже оплыли и угасли, но в свете сменивших их лучин, можно было увидеть дядю сидевшего рядом с сыном. Лавр говорил, что Изяслав теперь спать будет очень долго, и бдеть подле него излишне. Воевода, не слушая, велел поставить для себя у ложа сына скамью. Должно
