Глава двенадцатая
— Здрав будь Путислав Всеславич! — Кочень отвесил поклон воеводе. После этого посмотрел на Жиляту. — И тебе доброго здравия!
— Хлеб да соль! — Прогудел державшийся за спиной друга Мезеня и добавил, расплывшись в счастливой улыбке. — А мы вот пришли. Сподобил Господь!
Жилята лишь после этого поверил своим глазам.
— Слава тебе Господи! — Перекрестившись, воскликнул он, и далее не сдерживая чувств, заорал:
— Где это вас носит?! Куда запропали? Мезеня ослопина! Дядька твой Лавр уже и очи выплакал, тебе дожидаючись! Я думал пора панихиду заказывать! Вы что, с пути сбились?
— Да нечто же мы неуки? — Оскорбился Мезеня. — Мы давно бы уж здесь были кабы не эти… — он замялся и вперед вышел Кочень.
— Ты Жилята нас не спеши укорять. Сперва так выслушай. Мы с Мезеней вроде как даже в плену побывали. — Серьёзно и добавив строгости в голос, заявил он. — Но вот у кого, и сами не ведаем.
— Это как? — После короткого молчания удивился Жилята.
— А ну погоди ты! — Вмешался Путислав. Наконец-то сообразив, кто перед ним, он стал по-хозяйски оказывать радушие. Пригласив парней располагаться, приказал дозорному позвать кого-либо из челяди. Тот конечно уже слышал княжескую волю на счёт Путислава, но распоряжение выполнил незамедлительно. Жилята с удовлетворением отметил это, глядя на холопа, уставлявшего колоду разнообразной снедью. Боярин оказывая молодым воинам великую честь, предложил разделить трапезу с ним.
Мест за «столом» было только два. Одно из них занял сам Путислав, другое усевшийся рядом Мезеня. Коченю указали на пустовавшее ложе Авдея. Он, скинув сапоги и размотав портянки, покрякивая от удовольствия, влез на постель с ногами, не забыв прихватить закуску и выпивку. Видя падающие на подушку хлебные крошки, Жилята ухмыльнулся, вспомнив, как бережно Авдей относится к своим вещам.
Именно Коченю, заметив, что тот насытился раньше своего товарища, воевода, ласково улыбнувшись, сказал:
— Ну, а теперь поведай-ка мне о ваших приключениях. Что было да как, да с самого начала. — После чего слушал очень внимательно, не пропустив ни единого слова.
* * *Оставшись одни, парни продолжили свой путь к княжескому стану. Шли они всё медленней. Сорока еле-еле переставляла копытами, хотя Мезеня и облегчил её ношу как мог. Сначала перевесил за спину щит, потом навьючил на себя взятую в походе добычу. В конце концов, он снял с лошади седло и всю сбрую, оставив только уздечку. В этом месте рассказа, Кочень позволил себе шутку, сказав, что он будто бы ждал, когда же Мезеня взвалит на себя и саму Сороку. Жилята посмотрев на мерно жующее, простодушное лицо молодого воина, без труда представил на его плечах лошадь и рассмеялся, вместе с одобрительно хохотнувшим боярином. Лицо Мезени, вслед за остальными, расплылось в улыбке. И тут подал голос Векша, сказавший, что всё лишнее следовало бросить, и уходить как можно скорее, а раненую кобылу прирезать, чтобы не оставлять волкам на потеху. После его слов в шатре установилась тишина. Осоловевший от сытного и хмельного Мезеня, с некоторой задержкой понял услышанное. После этого он так неодобрительно посмотрел на Векшу, что тот даже крякнул от удивления. Не ожидавший такого от парня Жилята, даже растерялся, пытаясь угадать, что последует дальше. Но воевода вовремя вмешался. Махнув рукой на ближника, «спи мол», он ПОПРОСИЛ Коченя продолжать. Тот, довольный вниманием и всеобщим одобрением, пустился рассказывать.
— Так и идем. А день уже к вечеру, стало темнеть. А тут еще снег опять сыпать начал! Скоро и реку будет не разглядеть. Думаю — как мы тогда доберёмся? — Кочень шумно отхлебнул из своей чаши и продолжил. — И тут глядь! Пятеро конных у нас на пути. И близко уже, саженях в двадцати. Стоят прямо на льду и ждут. Я то сначала насторожился, а потом присмотрелся — вроде как наши. Щиты, копья, шеломы, кольчуги. Ну и подумал, что это Жилята, как и сулил, прислал нам подмогу. — Рассказчик опять прервался, на этот раз для того, что бы, сходить к столу и отрезать пласт сала от облюбованного Мезеней куска. Не забыв плеснуть себе браги, вернулся на место. Путислав, удивляя ближников, несвойственным для себя терпением, всё это время ждал, пока Кочень продолжит.
— Я только потом понял, что это чужаки.
— Это когда? — С ехидцей в голосе уточнил Векша. — Утром, поди?
— Почему утром? — Голос рассказчика утратил беззаботность. — Сразу же, как только они заговорили. Старший над ними мне так и сказал: куда, мол, путь держите витязи русские? В Ростов, во Владимир, или в Переславль-Залесский? Вот тут я и смекнул — свои бы точно знали и кто мы и откуда и что переяславских, среди нас вовсе не было… Но они нас к тому уже так обступили! Да и куда нам бежать, Мезеня то пеший!
Видя, что путь к бегству закрыт, парни смекнули, что находятся во власти незнакомцев. Биться с ними? Тех больше, и по ним видно, что воины крепкие. К тому же злого умысла пока не выказывают. Вожак поинтересовался кто они такие, да куда путь держат. Кочень было задумался, как лучше ответить но, не выдержав его пронзительного взгляда, решил, что говорить надо всё как есть. Так и сделал. Вожак же выслушав ответ, провёл рукой вдоль чернеющего окоёма:
— Ночь уже скоро, да и снег разошёлся. Об эту-то пору и сгинуть не долго. — И предложил своё гостеприимство. — Тут недалече стол и постель.
Суздальцы, не смея отказаться и уповая на милосердие господа, приняли предложение. Когда совсем стемнело, добрались до какой-то веси на левом берегу Кудьмы. Здесь их пленителей ждали двое воинов, еще один русский, и самый что ни на есть настоящий эрзянин. Первый взялся отвести в стойло и обиходить коней. Мезеня сунулся было помочь, но ему дали понять, что это излишне. Пришлось вместе с остальными следовать за эрзянином. Тот привел к просторной и жарко протопленной избе. Хозяев видно не было. Так же как и части домашнего скарба, не обходимого в быту, но совсем не нужного, ни одному грабителю. Вспомнив о том, что по пути никто из местных не попался, парни сообразили, что здешние жители собрались и ушли.
