Настали мучительные дни. Алена чувствовала себя как тюремной камере. Она не могла ни позвонить Ромчику, ни зайти к нему в кабинет. К тому же болезнь не проходила. На смену кровотечениям пришли боли: постоянные, ноющие, изматывающие. Она стала плохо спать ночами, частично из-за болей, частично из-за переживаний. Сильнодействующие лекарства она принимать опасалась, более слабые на нее не действовали.
Пришли анализы, которые никакой ясности не внесли. Гинекологша посылала ее анализы какому-то своему то ли учителю, то ли знакомому светиле в столицу. Ответ оттуда тоже был уклончивый. Сходились на гормональных нарушениях. Рекомендовали принимать длительное время дорогостоящие лекарства без гарантии эффекта.
Однажды гинекологша, будучи не в духе, высказалась напрямик:
— Что ты хочешь? У тебя сильная половая конституция. Твой организм требует частого и регулярного секса. Выходи замуж или заводи постоянного любовника.
Может организм и требовал "частого и регулярного секса", самой же Аленке больше хотелось только общения с Ромчиком. Хотя бы просто поговорить, заглянуть в глаза, удостовериться, что он, как и прежде… Чего? Любит? Они никогда не говорили с ним про любовь и вообще очень мало обсуждали свои отношения. Им было хорошо здесь и сейчас и этого было достаточно. Алена не питала никаких иллюзий по поводу их отношений. Да, она любовница и рано или поздно придет время им расстаться. Но каждый час с Ромчиком был ее часом, часом жизни иного качества, жизни-мечты.
Боли, бессоница, бесконечная карусель одних и тех же мыслей все больше и больше выматывали Алену. Работать стало тяжело, она еле успевала сделать все необходимое за смену. Глядя в зеркало, видела там свое осунувшееся лицо, серую кожу, темные круги под глазами с воспаленными веками. Все чаще на нее накатывала тоска и апатия. Хотелось просто лечь, отвернуться к стенке и ни о чем не думать. Но и это было нереально, — мысли постоянно толклись к голове и мешали сосредоточиться на элементарных вещах. Отсутствие нормального ночного сна временами замещалось какими-то странными состояниями полусна-полубодрствования, когда Алена застывала на несколько секунд, а то и минут и, как бы уплывала, не отчетливо соображая, где она и что вокруг происходит. Наконец, количество перешло в качество — она перестала успевать выполнять нужную работу за смену. Стали ворчать сменщицы, старшая косо посматривала в ее сторону.
А гинекологша прямо сказала:
— Сходила бы ты, зайка, к своим врачам, в смысле к психиатрам, что-то нервы у тебя совсем расшатались. Теперь я уже не пойму сама, что мы лечим.
Алена и сама чувствовала, что ей не помешает профессиональный совет. Но к кому обратиться? Все ведь не расскажешь. Приятелей среди врачей больницы у Алены не было. Просто обратиться к кому-то, с кем знакома по дежурствам — будет выглядеть странно: в отделении свои врачи есть, почему не к ним?
В общем, перелистав несколько историй болезни и листов назначений, Алена решила рискнуть, заняться самолечением и начала со снотворных.
Каждая дежурная медсестра имела в загашнике некий лекарственный НЗ. Наверное, это повелось еще с тех страшных для больницы времен, когда с трудом находились средства, чтобы накормить больных, а лекарства полностью закупались самими больными и их родственниками. А так, как сплошь и рядом были случаи полного отсутствия у больного каких-либо средств, то врачебные назначения выполнялись по мере возможности, а старшие сестры решали задачу библейского уровня, как разделить три ампулы аминазина на пятдесят страждущих. Тогда иметь свою ампулу того же аминазина в кармане обозначало для медсестры более-менее спокойную ночь.
У Алены тоже был маленький запасец лекарств, составленный из забытых при выписке, а чаще, просто оставленных больными таблеток. Пришлось провести некоторые бартерные операции с другими сестрами и нужное лекарство было получено. Пойти и купить в больничной аптеке было не так-то просто — требовался рецепт, получение которого, опять-таки, требовало каких-то хитростей и вранья.
Первая попытка была не очень успешной, вернее, через чур успешной. Алена с трудом проснулась где-то к полудню и до самого вечера клевала носом. Вторая попытка с половинной дозой оказалась более удачной, хотя какая-то апатия и приторможенность чувствовалась. По крайней мере, Алена выспалась, а притупленность не давала развернуться тревожным навязчивым мыслям.
Однако, через несколько дней Алена чувствовала себя настолько заторможенной, что не могла ничем заниматься. В предверии дежурства лечение пришлось приостановить. И дальше прием "психтаблеток" приходилось приспосабливать к дежурствам и другим событиям в жизни, где требовалась ясность мышления. В целом стало немного лучше, но не надолго. В "активные" периоды Алена стала замечать за собой раздражительность, которой не было раньше. Она всегда была эмоциональной и всегда могла сдержать свои эмоции. А теперь она ощущала вспышки гнева, с трудом удерживаясь, чтобы не впасть в ярость и не устроить скандал.
Все больше и больше раздражало поведение Ромчика. Он упорно не звонил и никак не проявлял свое к ней отношение. Она уже несколько раз порывалась позвонить ему сама, но всякий раз удерживалась, утешая себя тем, что через чур эмоциональна и что нужно доверять мужской рациональности — раз не звонит, значит так надо.
Стала усиливаться отгороженность Алены от остального персонала. Даже в своей смене санитарки перестали заводить с ней разговоры на посторонние темы. Обычной ранее болтовни за поздним ужином с обсуждением текущих событий и новостей отделения теперь не было по той простой причине, что Алена во время смены за общий стол не садилась, так как ничего не ела.
Она стала замечать, хотя, возможно, это ей казалось, что при ее появлении в сестринской, бытовке разговоры умолкали или тема разговора резко менялась.
Даже Полина стала реже заводить с ней разговоры, ограниваясь дежурными жалобами на бывшую свекровь. О своих амурных делах она уже давно перестала рассказывать, а Алена и не расспрашивала.
Однажды произошел странный случай. Алена подходила к бытовке персонала, где все переодевались и хранили одежду и тут ей послышалось свое имя. Она замедлила ход и успела услышать:
— Как ее, бедную прикрутило, переживает, что мужика из-под носа уводят.
— Пусть знает, как чужое брать. Вор у вора дубинку украл.
Раздался смех. Алена вошла в бытовку. Там были две санитарки. Они перестали смеяться, увидев Алену, заспешили собираться и быстро
