– Боюсь, – грустно сказал Олбэни, – Черри вам никто не заменит. По крайней мере, еще долгое время.
Они помолчали, выпили еще, и тут Дин решился затронуть роковую тему.
– Бен, я, собственно, хотел поговорить с вами о другом – не буду скрывать, я из-за этого и прилетел сюда. Что вы скажете о переходе в зед-куб?
– Друг мой, об этом мне лучше спрашивать у вас. Подобные вещи – сугубо ваша епархия.
– К сожалению, уже нет, – ответил Диноэл, отвернулся и поставил стакан на стол. – Бен, мы давно знаем друг друга. Я хочу быть откровенным. Вам известно, что я, так же как и вы, считаю весь этот карантин скотством и идиотизмом. Я полностью отдаю себе отчет, что именно политика моего ведомства поставила Ричарда перед необходимостью вести себя… вести себя так, как он себя ведет. Но ситуация сейчас такова, что я не могу спокойно стоять в стороне и с умилением наблюдать за королевскими выходками. Бен, мне достоверно известно, что перевод Тратеры в зед-куб инициирован самим Ричардом. Я твердо уверен в том, что он вновь, как и перед войной, продал свои секреты человеку, чья деятельность несет в себе угрозу для всего мира. Этот человек, в частности, затеял реформу Контактной службы, и одним из результатов этой реформы может быть война. Бен, я не покушаюсь на ваш патриотизм, я не прошу вас разглашать какую-либо стратегическую информацию, просто выскажите любые ваши соображения на этот счет. У Ричарда в руках бомба, и я хочу хотя бы приблизительно знать, с какой стороны ждать удара.
Олбэни грустно покивал головой.
– Друг мой, вы заставляете меня говорить об очень серьезных вещах, и я сейчас не совсем готов к такому разговору. Прекрасно вас понимаю, но вы переоцениваете мои возможности. Я простой администратор, я далек от политики и, не скрою, рад этому. Скажу больше – я делаю это сознательно. Я умываю руки. Могу вам сообщить, что в ближайшее время я слагаю с себя все государственные полномочия и возвращаюсь в Корнуолл – надеюсь, что навсегда. Поймите меня правильно. Я участвовал в нескольких войнах, был дипломатом, объехал полсвета, многое повидал, разумеется, куда меньше, чем вы, но для меня вполне достаточно. Теперь я хочу жить среди своих книг, своих любимых философов, своих занятий… вы меня понимаете. И я благодарю Бога за то, что родился в таком медвежьем углу, куда не заглядывает суета этого мира. Если хотите, то да, я не в восторге от той модернизации, в которую втягивается наше общество, – я не жду добра от такой поспешности. Мне известны ваши опасения, без сомнения, они отчасти обоснованны, но я не верю в грядущие ужасы или в то, что Лондон и Тратера станут базой всегалактической агрессии. У короля нет таких планов, да и зачем ему это? Поэтому я ничего не смогу ответить на ваши вопросы. Простите меня.
– Бен, вы лукавите. Вам никогда не убедить меня, что вы не чувствуете угрозы.
– Диноэл, в любом случае мне нечего вам сказать. Я не располагаю нужными вам сведениями. Поговорите с Робертом – он в этих вопросах разбирается лучше меня. Он спрашивал о вас. Кстати, за этим я и приехал – приглашаю сегодня на обед. Все чисто по-семейному, только свои. Матушка будет очень рада вас видеть.
Он не врет, вдруг почувствовал Дин. Он в курсе многих дел, но докапываться до истоков и правда не стал. Не захотел, действительно не захотел, и Ричарда это устраивало. Муторное чувство непонятного наваждения вновь коснулось Диноэла.
– Спасибо, Олбэни, разумеется, буду счастлив.
– В таком случае, не стану мешать, у вас, как всегда, дела, позвольте откланяться. В шесть, с нетерпением жду.
Проводив гостя и с полминуты постояв в дверях, Диноэл направился в кухню.
– Ладно, девочки, теперь вопрос второй: где сейчас можно застать Анну?
В Сохо, на самой что ни на есть Лейстер-сквер, слегка отступив во двор меж непрерывной стены фасадов, стояли декоративные резные ворота на красных столбах и с черепичными карнизами, наводящие на мысль не то о пагодах и махараджах, не то о соседстве с Чайна-тауном, не то о сказочно дорогом борделе. За воротами, оставив место для небольшого палисадника с горкой, газоном и деревцами, стоял дом из красно-разномастного кирпича с двумя белыми арками первого этажа и кирпичным же крыльцом, изогнуто-горбатым в стиле Гауди. Это и было заведение мадам Скиафарелли – Диноэл тут же вспомнил, какое раздражение некогда вызывали у него стилистические выверты Анны.
И точно. В холле его встретили девицы настолько стандартно индокитайского вида, что контактера охватила тоска. Эта карга на старости лет могла придумать что-то пооригинальнее? Вон и охранник, словно из гонконгского боевика. Наверняка сама отбирала. Деревня останется деревней.
– Добрый день, господин. Вам назначено?
– Меня зовут Диноэл Терра-Эттин. Передайте вашей хозяйке, что у меня мало времени.
Бесчисленные лестницы и кругом – бамбуковые шторы. На самом деле придумано неплохо, подумал Дин, бесшумно не войдешь и снаружи толком ничего не разглядишь, по крайней мере, лица различишь не вдруг – так, движение и силуэты – Восток. Еще повсюду были развешаны гроздья бамбуковых же трубок, память о давно ушедшей моде. Он осторожно постучал ногтем – звенят, но так себе.
Кабинет был выполнен в духе предельно интимной атмосферы: ковры, абажуры, полумрак, безделушки, традиционные марокканские столики с многосложной резьбой, бангалурская ковка – все подлинное, все чертовски дорогое, а вместе – дурной вкус во весь рост.
Сам когда-то неотразимый продукт смешения итало-еврейско-арабских кровей, увы, ныне доказывал своим видом, что далеко не всем дано состариться красиво. Гибкая пантера роскошных статей уже вступила на путь превращения в скелет мастодонта. Как бы то ни было, при виде такой глыбы из прошлого, как Диноэл – надо признать, она побаивалась бывшего друга, – Анна собрала всю мощь своего авторитета и приняла хотя и доброжелательный, но менторски-неприступный вид настолько явственно, что Дин искренне развеселился.
– Что это за вороная масть? – спросил он, плюхнувшись в топкие объятия бездонного кресла с неохватными валиками. – Зачем? У тебя были чудесные, благородные седины. Повернись чуть-чуть… В целом все ничего себе… Да, но спина! Откуда такая спинища? Ты что, ходишь на фитнес?
Наставнический образ вдребезги разлетелся, но Анна, преодолев минутную растерянность,
