– Но ведь не так же, – растерянно ответил Диноэл. – Мы же, так ее нехорошо, друзья…
– Дружба дружбой, а служба службой. Не захотел он тебя в это впутывать, а вот почему – другой вопрос. Может, не верил в ваше единомыслие. Правильно, кстати, не верил.
«Господи, – подумал Дин, – зачем мне это? За что? Ведь есть уже неразрешимая задача… Я же старик. Все мои товарищи погибли, когда были гораздо моложе меня. А вот интересно, что бы сказал Голландец, доживи он до моих лет и столкнувшись с таким? Но Скиф… Лучший друг, высший пилотаж, вершина профессионализма…»
Спустился в кухню, взял из холодильника бутылку виски, сел на пол, втиснувшись в щель между письменным столом и книжными полками. Девицы – Эшли в заляпанном комбинезоне, бросив какой-то ремонт, и Алексис, бросив тесто и сковородки, – немедленно выстроились перед ним.
– Шеф, что случилось? – спросила Эшли.
Дин, словно прислушиваясь, поводил перед собой пальцем.
– Девчонки, – сказал он. – Это Скиф. Джон Доу – это Скиф. Это он договорился с Ричардом.
Он отвернул пробку и хлебнул из горлышка.
– Это он выставил нас с Траверса. Он приказал убить Кугля. Эш, как такое может быть?
– Ну хитрец! – воскликнула Алексис. – Никогда я этому колдуну не доверяла!
– Подожди, подожди, – остановила ее разумница Эшли. – Дин, ты уверен?
– Посмотри на данные. – Диноэл кивнул на монитор. – Скелетники. Это все данные Скифа. Он знал про них с самого начала. Он еще в войну перебрасывал сюда оборудование из Стимфала. Он написал доклад МакКормика.
– Не торопись, – предостерегла Эшли. – Скиф ничего не будет делать без основания. У него могли быть десятки причин.
– Знаю я его причины. – Дин снова отпил из бутылки. Его начал потихоньку разбирать подогретый химией хмель гнева. – Не согласен он с генеральной линией… Эш, но так же нельзя. Это уже предательство. Сколько он прятался от меня на Траверсе? Сколько морочил мне голову?
– Но он же тебе написал про Тратеру?
– Написал… когда понял, что я через два дня сам все узнаю. Друг… Брат по оружию… Наставник… Эш, бюрократы нас душат. Техника отказывает. Молодежь ни к черту. Но такие люди, как Скиф?.. Как он мог так со мной поступить?
– Не спеши, – стояла на своем Эшли. – Мы не знаем всего. Ты не слышал его аргументов. Надо срочно с ним поговорить.
– Опоздали мы с разговорами… – покачал головой Дин. – Все уже закрутилось. Не найдем мы его, залег он где-то до поры до времени, есть у него такая примочка…
– Возможно, такой твоей реакции он и ждет.
– Расстрелять мерзавца, – сказала Алексис. – Мы тут головы кладем.
– Ждет, ждет… – повторил Диноэл, задумавшись. – И Ричард ждет… Ты в чем-то права.
Челтенхэм, мелькнуло у него в голове. Челтенхэма никто не отменял. Он вдруг поднялся, ухватившись за столешницу, и отставил виски.
– Ладно, будь по-твоему, запой отменяется. Будем считать, что я в ярости переломал всю мебель. Пусть так. Кто жив, не говори «пропало». Глядите тут в оба, если он раскачается нас ликвидировать, так только сейчас.
– А ты?
– А я в Хэмингтон. Попробуем зайти с другого бока. Чалый в форме?
– В форме, в форме, – пробурчала Алексис. – Только не застревай там у нее, в случае стрельбы нам тут тебя будет не хватать.
Он выскочил на набережную, потом Чалый отгремел подковами по плитам моста и свернул налево, к Райвенгейт. Ворота, кивок стражника, и вот уже навевающая неясную тоску кирпичная стена арки шестого подъезда Хэмингтона – кирпичное шоссе, вертикально уходящее в свод кирпичного неба. В этих высоченных арках между колонн-башен-ног хэмингтонского краба невольно проступал некий сакральный смысл – все мы живем в тени нависающего брюха государства. Узкий внутренний двор-колодец с квадратиком прилежно подстриженного газона и ухоженной альпийской горкой упирался в классический четырехколонный портал, где каждая из колонн, переходя в цоколь, словно бы выдавливала из-под себя, будто сургуч из-под печати, безупречной формы валик, и, несмотря на холодно-мраморный серый цвет, вид этих валиков был настолько шоколадно-аппетитный, что Диноэл каждый раз ловил себя на бессознательном желании откусить кусочек. А дальше массивные двери, где поверх квадратов толстого стекла, чередующихся с деревянными вставками, с каждой стороны, разинув рты, смотрели пять кованых горгон, чьи вписанные в круг змеиные шевелюры рождали неизбежную ассоциацию с мотоциклетными колесами. Кстати, и знакомый мотоцикл, концепт-гибрид «БМВ» и «Харлея», стоял здесь же, под навесом у коновязи, к которой Диноэл примотал повод Чалого и, уперевшись в витую ручку над очередной байкершей-горгоной, с усилием отворил дверь и вошел в прохладу и сумрак вестибюля.
Здесь его ожидала ставшая привычной сценка общения с охраной, которую можно было бы назвать игрой в шапку-невидимку. Собственно, охранники и так знали Диноэла в лицо, но для проформы все же иной раз взглядом или же утомленным движением руки просили внимания и предъявления жетона, на который даже не смотрели, или, зевая, заглядывали в скрытый служебной стойкой список и сонным опущением век, дополненным безжизненным кивком, возвещали о финале всех формальностей.
Ныне же не стало и этого. Теперь требовалось приложить определенное усилие, чтобы заметить, что эти ребята в черных рубашках с погонами вообще его видят. Дин воспринимал такое положение дел, как призыв Ричарда: давай, милый, не трать время на ерунду, делай дело!
Какого же дела ты ждешь от меня, король? Подскажи.
На уже знакомом пятом клиническом этаже Диноэлу сказали, что Мэриэтт в семьсот шестой лабораторной зоне. Хэмингтонские зоны – это столбы офисов, охватывающие очередной лифт по всей высоте здания. Оставив сетчатое чудище дремать в его шахте, Дин взбежал на два этажа выше по лестнице, отмахал необходимый коридор под все теми же модернистскими лампами на цепях и оказался перед массивной дверью с титанического вида пружиной, отливающей желтым блеском. Совладав с ее мощью, Диноэл очутился нос к носу с Мэриэтт, стоявшей в белом халате у белого вытяжного шкафа в компании девушки с широкими защитными очками на лбу.
– …не чистится, – продолжила какую-то фразу Мэриэтт и повернула голову.
При виде гостя лошадиное лицо девушки вспыхнуло ужасом и восторгом. Мэриэтт улыбнулась, но в глазах ее плеснулась тревога.
– Добрый день, прощу прощения, дамы, что вламываюсь, как невежа, без приглашения, – как обычно, в непростой ситуации, Дин предпочел начать со своего любимого нейтрального вступления. – Срочное дело. Мэриэтт, вы не уделите мне пять минут вашего драгоценного времени?
Оценив его обращение, Мэриэтт улыбнулась, но ответила вполне церемонно:
– Разумеется, сэр Диноэл. Одри, спуститесь в двадцать пятую, посмотрите там – я помню, мы точно переносили какие-то банки от Лурье. Я подойду попозже. Пойдемте, сэр Диноэл.
Миновав длинную
