роют.
– Что вы имеете в виду? – Бедный начальник в ожидании ужаснейших вестей прислонился спиной к косяку двери.
– Табельная очень возмущается ее длинным больничным листом и считает, что без сотрудника, который такое продолжительное время отсутствует на рабочем месте, лаборатория вполне может обойтись.
– Ничего не понимаю… при чем тут табельная… – опять принялся трепать свою бородку Сергей Игоревич. – О том, что в нашей лаборатории нужно сократить человека, никто не знает… Начальник сказал мне об этом один на один… конфиденциально…
– Разве можно быть таким наивным? – красиво выгнула в улыбке губы Галина Андреевна. – Во-первых, вы нам, семерым, раскрыли карты…
– Не хотите же вы сказать, – перебил ее Сергей Игоревич, – что обсуждали это за пределами наших комнат!
– Я не обсуждала, – глядя в лицо начальнику непорочными глазами, отчеканила Галина Андреевна, – но за остальных поручиться не могу.
– Зато я могу, – Виктор с плохо скрываемой ненавистью окинул взглядом Голощекину. – Это ни в чьи интересы не входит, и вы знаете это не хуже других!
Галина Андреевна сначала ответила ведущему инженеру Лактионову снисходительным взглядом, а потом решила добавить еще и несколько слов:
– Даже если все наши молчали, это не значит, что молчит руководство! Если уж знает табельщица, уверяю вас, знают и все остальные!
– Вы наверняка Марину и просветили! – не выдержал Лактионов и сам удивился собственной храбрости.
Сергей Игоревич поморщился и исподлобья глянул на Голощекину. Не слишком ли ее рассердили? Лицо Галины Андреевны было непроницаемым, и он поспешил отвести от нее подозрения сотрудников:
– Вы, Виктор Иваныч… не того… Зря на Галину Андреевну… – Он откашлялся для храбрости и строго закончил: – О сокращении не может не знать экономист… Надежда. Она могла и табельщице сказать…
– Вот именно! – назидательно подняла палец вверх Голощекина. – Это наверняка Надежда! Вы подумайте, какова! Корчит из себя интеллигентку, а сама разносит на хвосте конфиденциальные сведения, как сорока. Я от нее такого не ожидала!
– Все знают, что Надежда – кремень! У нее никаких сведений не выудишь, потому и продержалась столько лет на одном месте! – сказала Валентина. – Для нее дружба – дружбой, а служба – службой! Принцип у нее такой!
– Нет таких принципов, которыми хоть один раз не поступились бы, – с жалостью глядя на Валентину, ответила ей Голощекина.
– По себе судите? – опять очень храбро спросил Виктор и посмотрел на Нину. Она молча перебирала в коробочке образцы и совершенно не заметила его самоотверженности.
– Знаете что, давайте не будем пока мусолить этот вопрос, потому что время на его решение у нас еще есть, – встряла уже несколько успокоившаяся от первого потрясения Фаина. – Поскольку совершенно неизвестно, что будет с лабораторией через месяц, предлагаю наш юбилей отметить в эту пятницу.
– Совсем с ума сошла! – резко отреагировала Валентина. – Пир во время чумы!
– Да! Во время чумы! Ну и что! Будем праздновать всем смертям назло! Может, нас и накроют печально известным медным тазом, но двадцать-то лет лаборатория проработала! Я считаю, что за это стоит выпить!
– А что?! Фаинка права! – тут же оживился найденному поводу Юра Морозов, который, конечно, мог выпить и так просто, без повода, но с поводом любил больше. – Позовем тех, кто раньше работал: Ивана Семеновича, Оленьку… кого там можно еще? Вспоминайте!
– Нет, других не надо, – решила Валентина. – Может, это будет наш прощальный банкет… Думаю, нужно просто посидеть вместе. Нам есть что вспомнить… Все-таки мы неплохо работали.
– Так! Отлично! – потер руки Юра. – Кто еще поддерживает предложение Фаинки с Валей, прошу голосовать!
В конце концов все подняли руки. Галина Андреевна Голощекина тоже подняла, хотя ей совсем не хотелось идти на этот прощальный банкет. Во-первых, у нее домашних дел по горло, Давидик стал беспокоить… А во-вторых, с сотрудниками ей было неинтересно. Она знает их, как облупленных. Юра обязательно примет на грудь больше нормы и заведет «Ямщик, не гони лошадей!». Выпившая Фаина непременно станет оплакивать свою горькую женскую долю и липнуть к Лактионову. Виктор будет печальными глазами смотреть на Нину, а она – хохотать и отплясывать с Валентиной. Начальник начнет метаться от одной женщины к другой, беспардонно игнорируя, ее, Галину, и она за весь вечер не станцует ни одного медленного танца. Конечно, ей не больно-то и хочется танцевать с бесперспективными мужиками, но это как-то задевает ее женскую сущность… В общем, все заранее известно. Но при нынешнем положении вещей «во-первых» и «во-вторых» противопоставляется кое-что более важное: ситуацию нельзя выпускать из-под контроля. Пятеро сотрудников проголосовали против нее. Это очень плохой признак. К нему есть и еще один дурной знак: трусишка Виктор сегодня что-то слишком разговорился. Как бы, расхрабрившись от выпитого, не позволил себе большего! И как бы они все на своем прощальном банкете не объединились окончательно против нее. Руку надо постоянно держать на пульсе и не давать им сплачиваться.
Сотрудники выбирали место проведения мероприятия и в конце концов сошлись во мнении, что «ну их, дорогие рестораны», лучше свободной, скудно обставленной однокомнатной квартиры Лактионова не найти. Виктор вяло отбрыкивался, мол, у него грязно, неубрано и накидано, но его никто не слушал, потому как перешли к обсуждению меню. Время уже перевалило за 15.00, и Галина Андреевна решила отправиться домой. И так ясно, что будет стоять на столе: тазик оливье, селедка под шубой, Валентинины маринованные помидоры, Фаинкины кабачки и прочая традиционная дребедень. Она, конечно, тоже принесет что-нибудь свое, фирменное, чтобы все еще раз прочувствовали, кто есть кто. Помидоры замаринует каждый дурак, а вот расстегаи со скумбрией по ее рецепту, который она никогда ни для кого не жалела, так ни разу ни у кого и не получились.
Галина Андреевна вышла из проходной и увидела впереди себя начальника центральной лаборатории «Петростали», в которую входила составной единицей и лаборатория Сергея Игоревича. Тучный Олег Григорьевич Мальцев, мучаясь одышкой, передвигался с трудом, поэтому догнать его было нетрудно. В другой раз Галина Андреевна, вежливо поприветствовав начальство, прошла бы мимо, но сегодня был смысл несколько притормозить около него.
– Добрый день, Олег Григорьевич, погодка-то нынче совсем летняя, – проворковала предприимчивая женщина, а Мальцев тут же испуганно огляделся по сторонам, не подкрадывается ли с другой стороны САМ Лев Егорыч Голощекин. Льва Егорыча по близости не оказалось, но начальник центральной лаборатории все-таки подобрался, мобилизовался и даже, казалось, несколько похудел.
– Да, тепло, – счел нужным согласиться он.
– Только вот последние события не дают нашей лаборатории радоваться этому теплу, – многозначительно проговорила Галина Андреевна.
Мальцев судорожно просчитывал в уме, какие события не дают радоваться теплу лаборатории микроанализа и фрактографии, а следовательно, Льву Егорычу Голощекину. Может быть, ему не понравилось, что лаборатории урезали норму спирта для протирки оптики? Так всем урезали… Или… может… Галина Андреевна перетруждается и приходит домой усталой? Говорил же Сергею, чтобы не загружал ее, как рядового сотрудника! Все эти мысли пронеслись в голове встревоженного Олега Григорьевича одновременно, и он участливо спросил:
– А что такое?
– Ну как же? Вы не можете не знать! Наши экономисты во главе с Надеждой распространяют ужасные слухи о том, что из нашего коллектива хотят сократить… – Галина Андреевна набрала в грудь побольше воздуха, а на лице соорудила самое огорченное выражение, – …Ниночку Муромцеву! Вы же в курсе, какой она талантливый инженер!
Галина Андреевна Голощекина заливалась соловьем по поводу разнообразных талантов и способностей Нины, а Мальцев с ужасом думал, где он дал маху. Муромцеву он никому не позволил бы сократить, по крайней мере, на сегодняшний день, тем более что он уже получил недвусмысленное указание, кого
