прибамбасов был украшен всего лишь одной ниткой бус из многогранных коричневых камней. Натуральная кожа сумочки на тонком длинном ремешке и босоножки с закрытыми носиками были под цвет заколки и многогранных камней.
Оксана грациозно уселась против Галины и вопрошающе посмотрела на нее такими же коричневыми, как бусы, глазами.
– В общем, или сейчас, или никогда! – решительно начала серьезный разговор Галина Андреевна Голощекина.
Лялька очнулась на Караванной улице у дома, где находилась квартира Давида и где она провела несколько самых счастливых дней в своей жизни. Нет! Туда нельзя! Там ее дожидается странный тип с маниакальным синдромом. А куда можно? Неужели мама была права, когда так странно встретила сообщение о ее свадьбе с Давидом? Неужели она знала… Ну конечно! Она знала. Она же работает с Галиной Андреевной уже сто лет. Маниакальный синдром не скроешь. Даже если и попытаться скрыть, то все равно ненароком как-нибудь и проговоришься. Почему же мама не сказала ей? Почему не предупредила? Наверно, тоже боялась неадекватных действий с его стороны. Интересно получается! А если бы он ее убил? Нет! Ужас какой! Что она такое несет! Даже если Давид и не в себе, то ей он не сделал бы ничего плохого. С ней он всегда был необыкновенно ласков… Он бы не убил… Лялька содрогнулась, словно на шарнирах развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла к метро с полуслепыми от набегающих слез глазами.
Лялька выскочила из метро и понеслась к своему дому. Ей очень хотелось уткнуться головой в колени матери и разрыдаться. Она мечтала о том, как Нина ее обнимет, пожалеет и скажет какие-нибудь глупые слова, вроде того, что все еще будет хорошо, но ее дома не оказалось. Девушка, к ужасу своему, вспомнила, что та собиралась на дачу к Тарасову. Неужели ей, Ляльке, придется переживать свое несчастье одной? Ей не выдержать! У нее разорвется сердце! Неужели мать, обнимаясь со своим любовником, не чувствует, какое горе свалилось на дочь?! Неужели ей этот Иннокентьевич важнее? Лялька прошла в кухню и увидела поникшие в синей вазе розы. Вот, даже цветы не выдержали, умерли… Может, и ей умереть? Зачем ей жизнь без Давида? Вот если бы он умер от болезни или погиб в какой-нибудь «горячей точке», и то было бы как-то лучше. А знать, что он по-прежнему живет рядом и завлекает в свои сети других дурочек, ну… ну… совершенно невмоготу… Лялька почувствовала, что задыхается. Может, она сейчас задохнется совсем и все-таки умрет? Вот было бы здорово! Она села на табуретку и стала ждать смерти, но та почему-то к ней не спешила. Наверно, слишком занята была в другом месте. Лялька непроизвольно дернула ногой, задела холодильник, и его дверца открылась. Девушка с опаской заглянула внутрь. А-а-а… Торт… Такие большие коробки не для их маленького холодильника. Они еще приносили шампанское. Может, напиться? Говорят, помогает. Она вытащила из овощного ящика холодную бутылку и принялась откручивать проволоку. Пробка самостоятельно выстрелила, когда Лялька раскрутила проволоку до конца. Шампанское взметнулось вверх фонтаном «Самсон» и окатило девушку с головы до ног. Она фыркнула, будто вынырнув из бассейна, и посмотрела на бутылку. Она была наполовину пустой, но Лялька не огорчилась. Ей как раз хватит.
Она пила прямо из толстого горлышка. Сначала было приятно, потому что шампанское холодило, потом стало слишком сладко, затем горько. Остатки Лялька допивала, морщась и едва сдерживая рвотные спазмы. Когда бутылка опустела, девушка чувствовала себя уже абсолютно пьяной. Наверно, сказалось то, что она почти весь день ничего не ела и получила сильный стресс от сообщения Галины Андреевны. Она нетвердой рукой поставила пустую бутылку мимо стола. Бутылка упала, но не разбилась. Лялька хихикнула и поддела ее носком не снятого уличного шлепанца. Шлепанец полетел в одну сторону, бутылка в другую. Она ударилась об угол мойки и все-таки рассыпалась на куски. Один маленький, но острый осколок впился Ляльке в ногу. Она ойкнула, выдернула его, порезав при этом два пальца правой руки. Пальцы она сунула в рот, а про ногу тут же забыла. Кровь, пульсирующими каплями потекла по щиколотке, скатываясь на пол. Девушка этого не видела, она, пошатываясь, брела в комнату. Постояв на пороге, она попыталась сфокусировать зрение на своем диванчике. Когда направление движения к нему было определено, Лялька опять хихикнула и хотела шагнуть в комнату, но поскользнулась на каплях собственной крови и упала на пол. Опять рассмеявшись, она чуть приподнялась и наконец увидела сочащуюся кровь. Про разбитую бутылку девушка уже не помнила, поэтому здорово удивилась тому, что увидела. Она попыталась рукой унять кровь, но та униматься не хотела. Лялька буркнула: «Ну и не надо», и, хватаясь за косяк двери и оставляя на нем кровавые следы, с трудом поднялась, бегом пробежала к дивану и упала на него, больно ударившись пораненной ногой о деревянный подлокотник. Сразу заснуть ей не удалось. Она долго еще плавала сознанием в каких-то молочных волнах и меняющих свои очертания цветных пятнах. Может быть, это и есть смерть? Она подумала об этом почти трезво и провалилась в тяжкий сон, который был похож на болезнь. Несколько раз сквозь мучительные видения она слышала трели телефонного звонка, отрывала тяжелую голову от подушки и опять роняла ее обратно, не в силах сделать ни одного движения в сторону телефона.
Проснулась она рано, часов в семь, с разламывающейся головой и металлическим привкусом во рту. Больше заснуть не удалось, и Лялька, морщась, поднялась с дивана. Увидев кровавые следы на полу и дверях, она очень удивилась. Бурые пятна засохшей крови на светлом покрывале дивана и на собственных ногах испугали. Что здесь произошло? Почему она не помнит? Девушка полетела в кухню. Осколки бутылки шампанского и липкие пятна на полу напомнили ей обо всем. Как же она могла забыть?! С ней же случилась ужасная история! Ее жених оказался сексуальным маньяком или чем-то в этом роде… Неужели такое возможно? Она не хочет этому верить! Он такой… он такой замечательный… такой… любимый…
Она попыталась вспомнить, не наблюдалось ли за ним каких-нибудь странностей, которым она раньше не придавала значения и которые теперь, на трезвую голову, вполне может оценить с точки зрения новых знаний о нем. Нет… Ничего странного она не помнит… Разве что… Не так давно они поссорились. Давид вдруг стал говорить, что она должна перестать разгуливать по городу в голом виде, поскольку скоро станет замужней дамой.
– Ну… я же еще не замужем, а на улице жарко, – пыталась отшутиться Лялька. – И потом… сейчас так модно.
– Мало ли что модно! – почему-то рассердился Давид. – Мне это совершенно не нравится!
– Разве тебе не нравится моя фигура? – все еще улыбаясь, спросила его девушка. – Видел, как вон тот мужичок на меня посмотрел?!
– Вот это-то как раз мне и не нравится! – взревел Давид. – Я же вижу, как все встречные мужики похотливо щурятся!
– Уж не хочешь ли ты надеть на меня паранджу? – начала сердиться и Лялька.
– При чем тут паранджа? Я веду речь о нормах приличия…
– То есть ты считаешь, что я нарушаю какие-то там дурацкие нормы? – перебила его уже взбешенная Лялька. – А кто их установил? А судьи кто? Вон те тетки в носочках и вязаных кофтах? – и она кивнула на двух женщин в длинных, до щиколоток, бесформенных платьях в мелкий цветочек, с надетыми поверх них грубой вязки кофтами. – А я не хочу подчиняться их нормам! Понятно тебе?
– Может, ты и мне не захочешь подчиняться?
– А с чего ты взял, что я буду тебе подчиняться?
– Но… ты же согласилась стать моей женой!
– Да если бы я знала, что ты разведешь такой домострой, то никогда не согласилась бы!
– Значит, не согласилась бы?
– Конечно, не согласилась бы!
– Ты можешь еще забрать свое слово назад!
– И заберу!
– Ну и забирай!
– Ну и забираю!
Лялька опомнилась только тогда, когда разъяренный Давид впрыгнул в остановившийся возле них автобус и уехал куда-то в сторону, противоположную Караванной улице. Он не звонил ей три дня. Лялька совсем расстроилась. Она решила, что подождет еще один день, а больше ждать ни за что не будет, потому что все его слова – вранье, потому что он ее не любит, раз так долго не звонит и придирается к ее одежде. Ближе к вечеру этого последнего назначенного себе дня она даже съездила с Павликом Тарасовым,
