явившимся ремонтировать компьютер, на пляж, а потом и на дискотеку в «Дюну». Она видела, что Тарасов очень хорош собой, не хуже своего папочки, чувствовала, что очень понравилась ему, но весь вечер мечтала только о том, как она придет домой, а ей позвонит Давид. Когда мать сказала, что Давид звонил, радости ее не было предела. Она тут же схватила аппарат, спряталась с ним в ванной, позвонила Давиду сама и с ходу заявила, что готова ради него надеть паранджу и даже шубу с валенками в тридцатиградусную жару. Давид в ответ просил прощения, говорил, что его гнусное поведение продиктовано жуткой любовью к ней, что он ревнует Ляльку ко всему Петербургу сразу, но все-таки будет теперь изо всех сил стараться держать себя в руках. Они говорили и говорили, просили друг у друга прощения и захлебывались в любовных признаниях. Нет… Даже и тогда ничего странного в его поведении не было… Она была уверена, что он любит ее…
Лялька вспомнила, как они познакомились. Мамин начальник, приятный мужчина со шкиперской бородкой, прошлым летом решил отпраздновать свой день рождения на природе, а именно: на своей даче в Вырице. Лялька ехать отказывалась, но мать настояла. Она говорила, что один день дочь должна ей пожертвовать, потому что они с сотрудниками договорились взять с собой детей.
– Я не ребенок, мне не десять лет, – сказала тогда Лялька.
– Дело не в возрасте, – ответила Нина. – Мы просто решили отдохнуть по-семейному. Все-таки работаем вместе уже много лет, и всем хотелось бы посмотреть, как вы все выросли с тех пор, когда на «Петростали» устраивали для вас новогодние елки.
На вокзал Лялька так и пришла с надутыми губами. Она даже не накрасилась, потому что чего для этих пенсионеров краситься! Когда к их группе подошла крупная женщина с властным лицом и черноволосым молодым человеком, все мгновенно переменилось. Лялька тут же, за материной спиной, намазала губы гигиенической помадой, чтобы хотя бы блестели. Ей показалось, что молодой человек по имени Давид тоже сразу обратил на нее внимание. Во всяком случае, уже в электричке она нет-нет да и ловила на себе его заинтересованный и ласковый взгляд. На даче им почти не пришлось поговорить друг с другом, потому что мамины сотрудники оказались веселыми и дружными. Все вместе они ходили в лес за дровами и хворостом, все вместе, смеясь и толкаясь, как малолетки, пытались затопить печку. Потом вместе готовили из привезенных продуктов еду, жарили шашлыки, ели их, пили вино, танцевали и играли в волейбол и даже пели про ямщика и всякие другие застольные песни. Лялька пела вместе со всеми и понимала, что так здорово она давно не отдыхала. Может, конечно, все дело было в черноволосом Давиде, который уже откровенно не сводил с нее глаз. Она два раза танцевала с ним в обнимку, путаясь ногами в уже здорово выросшей траве. Они и во время танца не сказали друг другу ни слова, но у Ляльки так сладко замирало сердце, а у Давида так подрагивали руки, что было ясно: между ними установилась невидимая, но уже очень прочная связь. Когда они возвращались домой в набитой дачниками электричке, Лялька постаралась быть притиснутой именно к Давиду. Она вдыхала его запах и была безмерно счастлива. Она не сомневалась, что они увидятся еще, и совсем не удивилась, когда при одном особо чувствительном толчке электрички Давид приник губами к ее уху и прошептал:
– Завтра в 18.00 на станции «Гостиный Двор»… Сможешь прийти?
– Конечно, – шепнула в ответ Лялька, а он невесомо поцеловал ее куда-то около уха.
На станции метро «Гостиный Двор» питерцы любили встречаться. Сошедшая с эскалатора Лялька сразу увидела Давида, стоящего на переходе с Невской линии универмага на Садовую под щитом с движущейся рекламой. Она подбежала к нему, и они обнялись так, будто ждали этой встречи сто лет. Этим же вечером он повез ее на свою квартиру на Караванной, и Лялька отдалась ему, не задумываясь и веря в то, что эта любовь будет у них с Давидом длиться всю жизнь. И она длилась целый год и собиралась длиться дальше, если бы… если бы ей не открыли, что он маньяк… А что, если его лечить? Найти каких-нибудь серьезных докторов? Может быть, даже и за границей? Отец Давида – какой-то большой начальник на «Петростали», денег наверняка не мерено… А что? Она бы ухаживала за ним… Или за такими не ухаживают? У него же не грипп… У него ведь даже повышенной температуры нет… А у нее так болит голова… В сумке, кажется, был анальгин. Лялька вытрясла содержимое сумки на липкий кухонный стол. Вместе с косметикой, расческой и анальгином вывалилась чужая связка ключей. Девушка с минуту непонимающе смотрела на нее, а потом все вспомнила. Ей предложили посмотреть на любовные утехи Давидика с другой. Она не извращенка! Она не пойдет! И зачем только взяла ключи? Она сейчас полежит в ванне, в горячей воде, затем смоет кровь и шампанское с пола и дверей, а потом… Потом и решит, что будет делать потом…
Лялька приняла таблетку анальгина и поплелась в ванную.
Горячая вода и таблетка сделали свое дело: девушка пришла в себя, ей даже захотелось есть. Когда она открыла холодильник, ей на глаза опять попался торт, и снова навернулись горючие слезы. Они вдвоем с Давидом специально выбирали самый большой и красивый, а теперь что… не есть же его… Лялька решительно вытащила коробку из холодильника, обрезала красную нарядную веревочку, сняла крышку и понесла торт в мусоропровод. Вместе с коробкой он не проходил в зев трубы. Девушка всхлипнула и руками стала отрывать от торта со взбитыми сливками скользкие куски и бросать их в мусоропровод. Одни куски проваливались, другие – прилипали к стенкам. Бело-розовые ошметки заляпали Ляльке лицо, волосы и халатик. За этим нестандартным развлечением девушку застала Лидия Тимофеевна, пенсионерка и общественница с большим стажем.
– Эт-то что еще такое? – заголосила она. – Люди тут убирают, а она тут гадит! Если у тебя торт стух, так и неси его на помойку! Куда только мать твоя смотрит, не понимаю! Я всегда говорила, что если девушка ходит по улице в голом виде, то, значит, от нее ничего хорошего не жди!
Лялька, оторвав глаза от торта, так затравленно посмотрела на бравую пенсионерку, что та несколько притихла и совсем уже другим тоном сказала:
– И нечего торты покупать, если их не есть… Люди тут в блокаду знаешь что ели?..
Лялька не стала слушать про блокаду. С остатками торта она пошла в свою квартиру. Шлепнув коробку на кухонный стол, она опять пошла в ванную, смывать с себя взбитые сливки и крем.
После большой чашки кофе и парочки бутербродов с сыром девушка несколько воспряла духом и решила все-таки поехать на квартиру к Давиду. Что-то у Галины Андреевны концы с концами не сходятся. Если Давид ненормальный, то зачем она посылает к нему ее, Ляльку, в тот самый момент, когда у него находится другая девушка? Ее неожиданное появление может ведь подтолкнуть его к тем самым неадекватным действиям, о которых она же Ляльке и говорила. Или его неадекватные действия не такие уж и неадекватные, или она все врет и рассчитывает на ее порядочность, которая не позволит ей поехать смотреть на любовные утехи своего жениха. А она возьмет и наплюет на порядочность! Какая уж тут порядочность, когда жизнь дала такую трещину! Если поторопиться, то она как раз поспеет к назначенному времени. Она уже совершенно забыла о том, что собиралась прибраться в квартире. Полы и дверной косяк так и остались заляпанными кровью, а кухня – еще и залитой шампанским. До уборки ли, когда жизнь летит под откос?
Дрожащими руками Ляля Муромцева открыла замок квартиры Голощекиных и на цыпочках зашла в просторную прихожую. Тут же из комнаты, где они совсем недавно пили чай и обсуждали предстоящую свадьбу, послышался молодой женский голос:
– Галина Андреевна, это вы? А мы с Давидиком решили пожениться!
Лялька замерла посреди прихожей с прижатыми к груди руками.
Из дверей вышла девушка в рубашке Давида и завешенным длинными темными волосами лицом. Она двумя руками откинула волосы назад, рубашка распахнулась, и Лялька увидела молодое обнаженное тело с такой безупречной грудью, о которой она сама могла только мечтать. Девушка с длинными темными волосами ойкнула, запахнула рубашку и спросила:
– А вы, собственно, кто?
Лялька решила, что отвечать ей не обязана. Она положила на столик с телефонным аппаратом ключи и молча вышла на лестничную площадку. В лифте она ехала без всяких мыслей, будто в голове у нее повернули какой-то тумблер, отключив тем самым мышление. Возле подъезда девушка остановилась и так же бездумно, автоматически сняла с пальца золотое кольцо, подаренное Давидом, и бросила его в стоящую рядом урну. Конечно, она поступила бы совсем по-другому, если бы знала, что Давида вообще в квартире не было, а обнаженная девушка по имени Оксана после ее ухода села на пуфик в прихожей и горько заплакала.
После ухода Ляльки из двора Голощекиных один человек, до этого смирно сидящий на
