— Почему они тоже не вышли из вагона? — Он оглядел окна.
— Мы — люди партии.
— Жиды, едущие домой в Одессу. — Он ударил по стеклу нагайкой. Стекло раскололось. Он рассмеялся. — Вперед, товарищи. Все вон. В снег вместе с пролетариатом.
Большевики не вышли. В конце концов бандиты забрались в вагон и вытолкали всех наружу. Люди сбились в группы, как нахохлившиеся цыплята. Они спрятали револьверы в карманы и сумки. Многие спорили. Некоторые показывали пропуска и удостоверения. Они шумели гораздо громче, чем все остальные пассажиры поезда.
— Заткнитесь! — крикнул наш враг. — Сколько у вас денег?
— Денег? — Это, кажется, произнес Потаки. — Нет никаких денег.
— Чертовы красные жиды. Золото!
— Погромщики! — выкрикнула изможденная женщина, кутавшаяся в косынку. — Вы перебили здесь половину людей. Трупы повсюду. Вы убили девочку!
— Мы привыкли убивать, дамочка. Это для нас обычное дело.
— Троцкий обо всем узнает, — сказал кто–то из пассажиров.
— Тогда Троцкий узнает, как мы на Украине относимся к жидам. Мы не работаем на жидов, красных, белых, зеленых или желтых. Мы уже их достаточно навидались.
— Антисемит, невежда, капиталист…
— Совершенно согласен, товарищ. Григорьев борется с вашими господами, потому что это ему выгодно. Он избавляется от землевладельцев. Вы думаете, что используете нас. Нет: мы используем вас. — Он взмахнул нагайкой. Плеть просвистела над головой женщины.
Она зарыдала, у нее свело дыхание:
— Ты ублюдок!
— Нам нужно золото и припасы. Нам их обещал Антонов. Где все это?
— Все в следующем составе, — сказал я. — В специальном поезде.
— Откуда ты знаешь?
— Мы говорили о вашем грузе накануне моего отъезда. Все знали, что это срочно.
— Поезд пойдет по этой линии?
— Следом за нами.
— Верно. — Кто–то догадался о моих намерениях. — Он будет здесь через полчаса.
— Хорошо, — сказал казак. — Мы подождем.
— Может случиться авария, — заметил я.
— Прекрасно. Тогда мы будем уверены, что поезд остановится, не так ли?
— Вы нарушаете договор, — сказал Потаки. — Вы лишитесь нашей поддержки.
— Мы и без нее прекрасно справлялись. Нам немедленно нужны поставки продовольствия и боеприпасов. К весне мы могли бы уже оказаться в Москве. — Казака переполняла какая–то провинциальная гордость — еще бы, он одержал несколько мелких побед.
Он походил на тех викингов, которые напали на город на Сене и вернулись домой, утверждая, что уничтожили Рим. Он засопел и осмотрел меня с головы до ног. — Ты инженер. Какой именно?
— Широкого профиля.
— Разбираешься в моторных двигателях?
— Конечно.
— Можешь починить один?
Я решил, что должен снискать расположение этого идиота, — иначе меня могут расстрелять.
— Все механизмы, в общем, одинаковы.
— Что?
— Если не понадобятся новые детали. Я могу выяснить, что неисправно. Если чего–то не хватает, я могу придумать выход. Но если вы лишились какой–то важной детали…
— У нас есть грузовик, он встал. Осмотришь?
— Ради общего дела?
Казак пожал плечами:
— Ты осмотришь его?
— Если пообещаете, что я вернусь в поезд, когда закончу.
— Хорошо.
Я не знал, собирается ли он дожидаться выдуманного поезда, или, наоборот, боится с ним встретиться. Я отнес свой чемодан обратно в купе. На первой странице записной книжки указал адрес дяди Сени, уложил ее в чемодан. В другом чемодане лежала только одежда. А этот был очень важен — в нем хранились мои планы, проекты, записи.
Я присоединился к хмурому казаку. Его люди уже грабили поезд, красные матросы беспомощно наблюдали за ними. Пострадали не только евреи, хотя к ним относились хуже всего. Хасид с кровавым пятном на спине лежал мертвый между поездом и насыпью.
Я последовал за казаком, который начал взбираться наверх. Я несколько раз поскользнулся и теперь был весь засыпан снегом. Я дрожал от холода. Наконец мы добрались до вершины. Мы сверху смотрели на узкую дорогу. На ней стояли жеребята, их охранял совсем молодой человек, почти мальчик, в изодранном овчинном тулупе. Пар от дыхания лошадей казался белее снега; создавалось впечатление, что здесь царило спокойствие. Дальше по дороге стояли три телеги, в которые можно было впрячь лошадей; чуть поодаль замер автофургон. От него поднимался еще более густой пар. Немецкие знаки отличия не до конца стерли с бортов машины, над которой развевался красный флаг. Капот был открыт. Два казака спорили о том, что увидели внутри, на каком–то диалекте. Когда мы приблизились, они умолкли. Один из них снял шапку, затем неловко надел ее. Их предводитель сказал: «Это механик из Москвы. Он осмотрит машину».
Я тотчас же заметил, что шланг радиатора отсоединен. Требовалось всего лишь прикрепить его обратно кожаным ремешком. Я решил произвести на казаков впечатление. От этого зависела моя жизнь.
— Кто за рулем?
Болезненный парень, чуть ранее снявший шапку, поднял руку.
— Заводите двигатель, — сказал я его напарнику.
Рычаг уже был установлен. Казак начал поворачивать его, как крестьянин, достающий ведро из колодца. Наконец двигатель заработал и немедленно начал перегреваться. Я наслаждался его теплом на этом морозе. Я обошел вокруг грузовика, как будто погрузившись в размышления, приказал остановить двигатель и отойти назад. Они с готовностью подчинились. Не снимая перчаток, я взял шланг и поставил на место. Потом попросил ремешок, который почти тотчас же нашли. Я привязал шланг, снял крышку радиатора, посоветовал набрать снега в ковш и растопить его на двигателе.
— Снег! — фыркнул главарь. — Эта штука ездит на бензине.
Даже я был удивлен таким невежеством:
— Сделайте, как я говорю.
Двое мужчин нашли большую емкость для воды и начали руками собирать снег, запихивая его внутрь. Когда снег растаял, я сказал, что они могут заливать воду в радиатор, но не слишком быстро.
В итоге радиатор был заполнен. Я сказал, что теперь можно снова заводить двигатель. Когда грузовик загрохотал и затрясся, предводитель заорал на меня: «Это
